– И одна любовная драма может все это разрушить?
– В каком-то смысле да.
Вошедшая горничная принесла Теодору его привычный утренний кофе.
– Возможно, мы более открыто, чем обычные люди, содержим любовниц, однако и нам нельзя выходить за рамки приличий. Проблема в том, что Аннетт сознательно противилась замужеству, лишь бы не разлучаться с Виолой. То есть бросила вызов традициям. Более того, дочь правящего монарха принцесса Аннетт пренебрегла своим долгом ради связи с другой женщиной – это ни в какие ворота не лезет.
– Понятно, – сказала я, с трудом удерживая на блюдце хрупкую кофейную чашечку. – И так как ты, Аннетт и Виола – друзья неразлейвода, а Аннетт к тому же племянница короля, то все вы в глазах общества – ветреники да вертопрахи.
– Да, ветреники, вертопрахи, пустышки, особенно по мнению «старой гвардии», – вздохнул Теодор. – Поэтому я и думаю, что все это подстроено теми, кто хочет скомпрометировать моего отца и меня заодно. Или обоих.
– Или реформы, – закончила я, допивая последний глоток кофе.
Благодаря стараниям Кристоса, мой взгляд на противостояние между чернью и знатью страдал чрезмерной упрощенностью. Я считала, что простой народ борется против дворян-угнетателей. Теодор и Виола все поставили с ног на голову, раскрыв мне глаза на то, какие сложные и щекотливые вопросы международной политики и экономического равновесия затрагивают подобные коллизии. Оказалось, что так называемую знать не меньше, чем простолюдинов, разрывают конфликты и противоречия.
Теодор поставил чашку на стол и уставился в чернеющую кофейную муть, словно надеясь угадать по ней свое будущее. Плечи его поникли.
– А тут еще я усложняю тебе жизнь, да? – прошептала я.
– Ты делаешь эту жизнь намного более терпимой.
– Я имею в виду твою репутацию.
– Черт с ней. Я не хотел, чтобы ты выступала вчера вечером, боялся, что ты станешь объектом глумливых насмешек. Но ты выступила и… Сама видела лицо Вайтакера, верно? Но я видел и другие лица, видел людей, которые прислушивались к твоим словам.
– Словно к вестнику дурных новостей, – тряхнула я головой. – Мило.
– Словно к предвестнице будущего. – Он отпил кофе и добавил: – Не по нутру мне это.
Не дав сообразить, что же он имеет в виду – кофе, утро или все вместе взятое, Теодор подхватил меня на руки и отнес в спальню.
8
Я не ошиблась: белый шелк вошел в моду, и берег реки расцвел всеми цветами и фасонами прогулочных платьев. Швеи расстарались: кто-то стянул длинные узкие рукава лентами, кто-то пышно присборил их, раздув, словно паруса бригантин, кто-то украсил оборками глубокое декольте или подол платья.
– А тебе такие не по вкусу? – спросил Теодор, кивком головы указывая на Виолу, Паулину и трех незнакомых мне женщин в платьях-сорочках и громадных, оплетенных шелком головных уборах, напоминающих сплющенные шляпки грибов.
– Я не хочу быть как все, – ласково улыбнулась я.
Я перешила старое бледно-серое платье, обрезав перед и выставив на всеобщее обозрение алый корсаж, демонстрируя тем самым поддержку реформ.
– Твое изобретение, похоже, теперь живет собственной жизнью, – сдавленно хихикнул Теодор.
Оглядев море белых платьев, я заметила на каждом из них отличительный знак – ало-серый пояс, кокарду или декоративные ленты. Они бросались в глаза, они горели, как винные пятна на скатерти, как кровь на снегу. Я улыбнулась краешком губ. Мои платья-сорочки не просто вошли в моду, но, похоже, приобрели и политический подтекст. Я распушила на своем плече завязанную двойным бантом кокарду.
– Я надеялся повстречать вас здесь, Ваше высочество. – Какой-то джентльмен в темно-синем костюме приблизился к Теодору.
Услышав обращенный к нему титул, принц выдавил вымученную улыбку. Пикник пикником, но светские условности на нем соблюдались неукоснительно, не то что в салоне Виолы.
– С вашего дозволения, прежде чем отдать свой голос «за» или «против», я бы хотел прояснить порядок голосования, предложенный в «Билле о реформе».
– Я к вашим услугам, – еле слышно вздохнул Теодор.
Я незаметно отошла от них и направилась к Виоле.
– Софи! – воскликнула она и схватила меня за руку, едва я оказалась в пределах досягаемости.
Паулина приветствовала меня благосклонным кивком, а две женщины из тех трех, что были мне незнакомы, плавно заскользили к увитой розами беседке.
– Как здорово, что вы тут! Теодор сказал, может статься, что вы не придете…