Сжав зубы, чтобы не выдать душившие меня страх и ярость, я расправила плечи и гордо ждала, пока мои соседи разбредались по своим домам и лавкам. Большинство выражали мне сочувствие, многие озадаченно разглядывали накарябанную на тротуаре возмутительную надпись. Вздернув подбородок, я старательно отводила от нее взгляд: все это – ложь, незачем давать лишний повод для сплетен.
Но надпись так и лезла в глаза. Кто-то, возможно даже целая группа людей, слепо уверовав, что я переступила черту и сею зло, выследили меня и нанесли удар. Их не волновал «Билль о реформе», они не собирались хулить его или воздавать ему по заслугам, их интересовала я. Мое ателье, шитье, работа всей моей жизни – они знали, куда ударить меня больнее. Но как ни глубока нанесенная ими рана, слез моих они не увидят, даже если прячутся где-нибудь неподалеку.
Делать было нечего, бюрократическая волокита с огромной зияющей дырой, в которую превратилась дверь моего магазина, грозила затянуться на долгое время, и я побрела к Площади фонтанов.
На кафедральном соборе зазвонили благовест, возвещая полдень. Полагая, что окончания дебатов еще ждать и ждать, я тихонько присела в тени тополя среди плывущих по воздуху миниатюрных облачков-пушинок. Люди прибывали, толпа постепенно росла. Солнце достигло зенита, и по возбужденной толпе прошел ропот.
Послышались крики, но, стоя в глухом углу под деревом, я не могла разобрать, были они криками радости или гнева. Загудели голоса – подавшись вперед и вытянув шею, я, как и стоявшие рядом со мной, жадно ловила каждое доносившееся до нас слово.
– Вы слышите, что там говорят? – спросила я высокого мужчину в красном колпаке, лихо сдвинутом набекрень.
Мужчина покачал головой и, орудуя локтями, начал пробивать себе дорогу в толпе. Меня же оттеснили назад. Опаленная зноем, я застыла неподвижно, как столб, лишь сердце в груди бухало, как барабан.
– Одобрен!
Радостная весть наконец-то докатилась и до нашего края площади: высокий мужчина сдернул с головы колпак и подбросил его вверх. В воздух, сияя в лучах палящего солнца, взметнулись тысячи таких же колпаков – крошечных стягов, – и толпа в едином порыве разразилась одобрительным восторженным ревом.
У меня разом отлегло от сердца. Все мои печали, словно песчинки, унесла волна ликования, все мои слезы растворились в океане смеха, в море широких, дружелюбных улыбок. Месяцы работы, пренебрежение и насмешки знати – все потускнело, померкло в слепящих лучах солнечной радости, затопивших площадь.
Дрожа, я тяжело опустилась на немилосердно жесткую скамью и всхлипнула, по щекам покатились слезы. Кто-то протянул мне линялый пурпурный носовой платок. Я поблагодарила дарителя, но он был уже далеко, продираясь к центру площади – средоточию всеобщего веселья. Мужчины и женщины полезли в фонтан: они махали колпаками, кричали и брызгали хрустально чистой водой на окружавших их людей.
Ради Галатии, ради реформ, ради будущего своей страны я была готова на все: остаться у разбитого корыта, потерять ателье, лишить Алису, Эмми и Хеду стабильной работы. Игра стоила свеч. Я потрудилась не напрасно.
Все еще трепеща каждой жилкой, я поднялась и некоторое время наблюдала за шумным празднеством – результатом долгого, кропотливого труда. Затем ускользнула прочь.
17
В небе над гаванью взорвалась сверкающими красно-белыми звездами шутиха, рассыпалась обжигающими искрами под ликующие вопли собравшихся на берегу зрителей. Я раздвинула портьеры в спальне Теодора и окинула взглядом дюжину рыбачьих лодчонок и торговых яхточек, ожидающих, когда настанет их черед запустить с палубы фейерверк.
– Ты бы хотела оказаться там? Попраздновать? – спросил Теодор.
– Не особо, – ответила я.
Та еще радость – давиться в душной толпе, заполонившей пристани и причалы Галатии. Столько народу я уже давно не видела. В течение двух ближайших недель должны были состояться выборы в комитеты, заменявшие Лордов Камней, Ключей и Монет. А в конце осени предполагались еще более революционные изменения – выборы в Народный совет, орган, уполномоченный руководить страной наравне с Советом дворян. Как только дворяне одобрили Билль, в самые отдаленные уголки Галатии поскакали гонцы, разносящие радостную весть, так что сейчас, надеялась я, жители других городков и деревушек тоже собрались на побережье и празднуют – пускай и не с таким размахом – нашу победу.
– Мне кажется, нам следовало как-то подготовиться к такому повороту событий, – произнес Теодор. – Устроить вечеринку, прием – да что угодно.