– Вы очень добры, но мне негде расположиться…
– Ах, само собой негде, но я все уладила. Аренда уплачена за магазин на Хай-стрит. Он поменьше вашего, но…
– Хай-стрит? – обомлела Алиса. – Ведь это же…
Она захлопнула рот.
– Я позаботилась, чтобы арендная плата была не выше прежней. – Виола нахмурилась. – Я что-то сделала не так? Хай-стрит…
– Нет, нет, все так… Все превосходно. Хай-стрит – прекрасное место, лучше, чем здесь, о таком я могла только мечтать, – у меня стеснило в груди, я была ошеломлена. – Не знаю, как вас и благодарить. Я не смею принять такой дар, но…
– Если бы вы всю себя не отдавали реформам, ничего бы этого не случилось. А если ваш бизнес слегка не подтолкнуть, то благами этих реформ вы так и не воспользуетесь. – Виола взмахнула рукой. – Черривейл мне крупно задолжал. Я свела его сына, это прыщавое недоразумение, с единственной в мире женщиной, разделившей его страсть к орнитологии. Иначе семейство Черривейлов никогда бы в жизни не выпихнуло своего птенца из гнезда.
– Что ж… Спасибо вам.
Слова словами, но я летела вниз, в глубокую долговую пропасть, вырытую мне Виолой – мне нечем было с ней расплатиться.
– У меня ничего нет, – сказала я. – Я не смогу отблагодарить вас за вашу щедрость.
– Вы сможете помочь Аннетт, – прошептала она и неожиданно крепко схватила меня за руку. – В Западном Серафе, на саммите.
– Боюсь, это она будет мне помогать, – усмехнулась я. – Она знает, как себя вести среди всех этих вельмож.
Виола склонилась ко мне, глаза ее зловеще сверкнули.
– Они ждут, что она вернется домой с наметками брачного договора. Возможно, еще не с нотариально заверенным брачным договором, но с документом, сулящим исполнение их желания породниться с могущественными союзниками и жалкую участь для самой Аннетт. Ее матушка понимает: акции дочери падают – она уже не принцесса и не становится моложе, и стремится застолбить для Аннетт теплое местечко, урвать свой кусок пирога. Крестмонт и Мерхевен, оба знают, что Аннетт еще можно бросить на чашу весов за столом переговоров. И даже Теодор… – Она шумно выдохнула, ноздри ее затрепетали. – Он отмахнется от традиций и возложенных на него ожиданий, чтобы жениться на вас, и, не спорю, это политически выгодный брак, который внушит народную любовь к Теодору. Но он и пальцем не шевельнет, когда речь зайдет о выгодном браке, укрепляющем международное сотрудничество. Он не защитит Аннетт.
– Но как… Виола, я понятия не имею, что мне делать на этом саммите! Как я могу кому-нибудь помочь?
– Вам не о чем беспокоиться, Аннетт все возьмет на себя. Но если она обратится к вам, молю – сделайте, как она попросит.
Я медленно кивнула, хотя и понимала, что без подводных камней в этом деле не обойдется. Виола потратила деньги, возможно, оказала политическое давление, чтобы сделать одолжение человеку, в благосклонности которого не нуждалась. О чем бы ни попросила меня Аннетт, у меня останется свобода выбора. Но и в любом случае, даже не будучи должницей Виолы, я помогла бы ей: в конце концов эта любезность – слишком незначительная плата за новый волшебный магазин на Хай-стрит и обеспеченное будущее для Алисы, Эмми и Хеды. Я отломила кусок от своего пирога и протянула его Виоле. Отпустив мою руку, она приняла его. На телегу погрузили последний рулон ткани.
19
Облокотившись о фальшборт, мы с Аннетт стояли на палубе «Кречета», взявшего курс в открытое море, в направлении Западного Серафа, и смотрели, как исчезает вдали порт Галатии. Судно было небольшое: заморские сановники или галатинские вельможи даже не взглянули бы на него, однако адмирал Мерхевен лично выбрал его, восхваляя за «благородный корпус» и «стоячий такелаж». Что он имел в виду, осталось для меня загадкой. А вот скорость корабля, которую адмирал также превозносил, сразу дала о себе знать. Время поджимало: чтобы в срок добраться до Изилди, столицы Западного Серафа, нам только и оставалось, что надеяться на хваленые достоинства «Кречета», способного, по словам Мерхевена, «даже воды Срединного моря разрезать, как нож масло». Баллантайн, брат Теодора, а точнее лейтенант Вестланд, стоически сносил яркие метафоры Мерхевена, и я знала, что Теодор полностью полагается на своего брата, отдавая должное его пусть и молчаливому присутствию.