– Значит, вы даже не смеете подступиться к вопросам, с которыми пришли сюда?
У меня аж дыханье перехватило от подобной колкости. Но я быстро пришла в себя – этот человек не намеревался нагрубить мне или меня обидеть.
– Я прибыла в Сераф с делегацией из Галатии. К сожалению, я далека от науки.
– Ничего страшного, – успокоил он меня. – Это честь – оказать помощь прибывшей на саммит знатной персоне, в чем бы данная помощь ни заключалась.
– Не хочу вводить вас в заблуждение, – после некоторого раздумья осторожно заметила я, – но это вопросы личного характера, к саммиту они не имеют никакого отношения.
– Неважно, – улыбнулся он.
– И я… я не знатная персона.
– Принимать иностранные делегации – великая честь для нашего города. А помочь вам – честь для любого из нас.
Я припомнила палатку Эйомы на Шелковой ярмарке, ее немного настырное радушие – казалось, отвергни мы ее гостеприимство, и она покроет себя несмываемым позором. Меня мучила совесть за то, что я пользуюсь великодушием этого человека в корыстных целях, но я хотя бы честно попыталась ему об этом сказать.
– Что ж, благодарю вас. Я – Софи Балстрад. Сопровождающая галатинской делегации, – запоздало добавила я, подумав, что надо бы как-то себя отрекомендовать.
– Корвин ад Фира, – поклонился он. – Магистр пятого курса, ассистент.
Не поняв, что это значит, я просто кивнула в ответ.
– Я специализируюсь на древней Пеллии, особенно на периоде развития пеллианского языка после колонизации полуостровов Восточного Серафа.
– Невероятно. А я… – Я расправила плечи: стыдясь своего ремесла, я ничего не выиграю, так почему бы не вызвать к себе уважения, показав, что мне есть чем гордиться. – Я – чародейка. Полагаю, вы знакомы с колдовскими обрядами?
– Да, – распахнул Корвин глаза. – Практика наложения проклятий и околонаучные сомнительные теории, связанные с подобными обрядами, сплошь и рядом упоминаются как в древних, так и в современных пеллианских текстах. Значит, все это – взаправдашняя правда?
Его почти мальчишеский восторг и эта детская, сказанная на серафском фраза, непереводимая на галатинский язык, вызвали у меня улыбку.
– Совершенная правда. Теория волшебства изучена недостаточно хорошо, и я хотела бы воспользоваться вашим кладезем научной мысли, чтобы пролить свет на некоторые тайны. Я вознагражу вас за труды… – добавила я, даже не подозревая, как в Западном Серафе, не говоря уже об этом университете, решаются денежные вопросы.
– О да, конечно. Я… я не возьму денег за работу, которую выполню в стенах этого университета. Однако… Не сочтите меня наглецом, но если моя помощь окажется вам кстати, не соблаговолите ли вы сотворить для меня чару? – Он густо покраснел. – Прошу простить меня, если ваше искусство не продается.
– Нет, нет, продается, да еще как! – Я чуть со смеху не покатилась, представив, что Корвин обо мне подумает, если узнает про мое ателье. – С радостью услужу вам. Я вшиваю чары в изделия из ткани. Скажите, какую чару вы бы хотели, и я с превеликой радостью окажу вам услугу, если на то хватит моего мастерства.
– Я никогда не слыхал и не встречал в древних текстах упоминания о зачарованной ткани, – улыбнулся он. – Давайте пройдем в отдел библиотеки, посвященный Пеллии – он в восточном крыле, – и поищем там.
Я последовала за ним: через просторные вестибюли, мимо двориков с крытыми лоджиями и мозаикой из сине-зеленых камней, изображавшей море и пляжи. Я была наслышана про серафское побережье, самое дивное в мире, однако, если не считать нашего поспешного прибытия в порт, красоты серафского ландшафта я видела только на мозаичных панно и фресках, в изобилии украшавших здешние интерьеры.
– Итак, – провозгласил Корвин, когда мы уселись на скамью возле до блеска начищенного стола, – что же вы все-таки ищете?
Я заколебалась: вопрос, который когтями скреб мою душу, был таков – что стряслось с моей способностью создавать чары, отчего тьма вплетается теперь в нити света и почему волшебство, такое же естественное для меня, как дыхание, вдруг вышло из повиновения? Но разве могла я признаться в этом Корвину?
– Я ищу знаний, – тщательно подбирая слова, выговорила я. – Когда мы накладываем чары, мы… хм… преобразовываем свет… добро… в нечто, нас окружающее. Когда мы накладываем проклятия, мы преобразовываем тьму. Хотелось бы больше узнать про эти… стихии. Можно назвать их стихиями?
Склонив голову, Корвин некоторое время обдумывал услышанное.
– Да, полагаю, что да. А, я понял, с чего начать! С тирати. О тирати писалось в древних религиозных текстах пеллианцев. Оно олицетворяет равновесие мироздания.