Покопавшись в складках мантии, Корвин вытащил часы, прикрепленные к поясу.
– К великому сожалению, мисс Балстрад, вынужден откланяться. Меня ждут ученики, я должен провести опрос. Тысяча извинений.
– О, прошу вас, не извиняйтесь, вы были так добры ко мне. Я отняла у вас кучу времени. Какую чару мне для вас сотворить?
– Мне бы не помешала чара на удачу, – признался он. – У меня на носу экзамены, от которых зависит моя дальнейшая карьера в университете, и… я так легко впадаю в панику. Все что угодно, хотя бы платочек, который я мог бы положить в карман.
– Только на удачу? Я могла бы соединить ее с чарой на… хм… невозмутимость, успех – да с какой угодно.
– В самом деле можете? – Он распахнул глаза. – В древних свитках упоминаются лишь чары на удачу и неудачу. Тогда, может, с чарой на достаток или на любовь. Что-нибудь простенькое.
– Если верить словам моих заказчиц, я способна творить не самые заурядные чары. Хотя, может, дело не в моем колдовском искусстве, а в миниатюрных стежках декоративной вышивки.
– Все может быть, – смущенно пробормотал он. – В общем, все что угодно, лишь бы оно помогло побороть страхи тому, чья жизнь зависит от умения складно выражать свои мысли и проходить тесты.
– Возьмусь за дело, не откладывая в долгий ящик, – заверила его я. – Как мне с вами связаться? Я бы хотела еще немного поизучать древние тексты, ну или хотя бы отдать вам платок.
– Оставьте сообщение в почтовом отделении университета. На имя Корвина ад Фира, Мир Кей. – Он быстро набросал на листочке имя и адрес. – Кей-холл – мое место обитания.
Я спрятала листочек в карман и махнула Джею. По дороге домой он болтал о картах, об архитектуре Изилди и беспрестанно – невзначай, вскользь, недомолвками – сводил разговор к Аннетт и своим на нее планам. Я отвечала невпопад, у меня из головы не выходила та пеллианка, чья жизнь, полная утрат и борьбы, словно в зеркале, отражала мою собственную.
28
Теодор поджидал меня возле запряженного серафского экипажа – легкого открытого кабриолета, прокатиться в котором по раскаленным от полуденного зноя улицам представлялось одним удовольствием, не то что в наших закрытых галатинских колясках.
– Мне ужасно стыдно, – призналась я, потуже завязывая ленты шляпы, – что мы не пригласили Аннетт. Но, сказать по правде, я хочу остаться с тобой наедине.
– Так же, как и я, – доверительно сообщил мне Теодор.
Мы выехали за пределы города, и лошадки затрусили по широкой дороге. В отдалении мерцало море.
– Мне кажется разумным, – продолжал Теодор, – чтобы сегодня пару часов за ланчем Галатию представлял не я, а Аннетт. У нее это получится гораздо естественнее.
Я вопросительно приподняла бровь.
– Тяжелое выдалось утро, – вздохнул Теодор. – Признаюсь, получив дурные новости из Галатии, я чуть голову не потерял.
– Что еще случилось? – вздрогнула я и с испугом посмотрела на кучера – пристойно ли обсуждать подобные вопросы при посторонних?
Проследив за моим взглядом, Теодор беспечно махнул рукой.
– Ничего, что стоило бы скрывать. Никаких новых бунтов. Строго говоря, новости экономического характера, и пришли они из Объединенных Штатов. Экваторианцы заявили, что крепленые вина урожая прошлого года, которые им обычно доставляются в Среднелетье, они так и не получили. Услышав это, половина делегатов пришла в смятение: они вообразили, что беспорядки уже отразились на нашем экспорте, и предрекли всем голодную смерть – мол, осенью мы сорвем и поставки зерна.
– И весь сыр-бор из-за недополученных элитных вин?
– Этих серафцев и экваторианцев хлебом не корми, дай сгустить краски. У них давние прочные связи с галатинской элитой, так что любые волнения и даже осуществляемые властью реформы так или иначе сказываются на них.
– Они опасаются, что подорожают импортные товары.
– Боюсь, все не так просто – если мы пересмотрим наши взгляды на аристократию и монархию, на правящий класс и простолюдинов, это может отразиться и на других странах: народ и там потребует перемен.
– Как бы там ни было, – задумчиво произнесла я, – но многое из того, что Кристос писал в своих памфлетах, он почерпнул из трудов древних пеллианцев и зарубежных мыслителей. Мы ведь живем в открытом мире.
– Полагаю, что да. Хотя я бы его сейчас ненадолго закрыл.
Поняв намек, я тяжело вздохнула и погладила его по руке.
Перед нами расстилался дивный вид: море, поражающее насыщенной голубизной, не передаваемой никакими красками, деревья с изумрудно-зеленой листвой, ярко-желтые цветы, стелющиеся по склонам невысоких холмов, капризный берег, манящий то необъятными пляжами с белесым песком, то узкой полоской суши, заросшей деревьями и оплетенной виноградной лозой.