Поразмыслив, Грейс решила, что свяжется с Габриэлем, как только немного поправится.
Правда, здесь возникала еще одна проблема: Грейс не знала его номера телефона. Впрочем, в наше время существуют десятки способов найти человека, если только у него нет причин хранить свое местопребывание в секрете. А пока не оставалось ничего другого, как надеяться на то, что за прошедшие три дня ситуация у Габриэля не изменилась в худшую сторону.
Приняв решение, Грейс немного успокоилась и безропотно вверила себя в заботливые руки Фионы.
6
Несмотря на очевидное нежелание Грейс принять его предложение, Габриэль ни разу не пожалел о том, что обратился к ней. Может быть, когда-нибудь она поймет, что заставило его поступить так. Он не считал, что обидел ее, но ведь женщины на многое смотрят иначе, чем мужчины. Не послать ли ей цветы, а заодно попросить извинения? Грейс была восхитительной женщиной. Габриэль нисколько не сомневался, что она сумела бы найти подход к Стефани, подружиться с ней, вернуть девочке интерес к жизни и помочь ей обрести покой и душевное равновесие.
На третий вечер Габриэль решился. Допив давно остывший кофе, он снял трубку и набрал домашний номер Грейс.
После третьего звонка она заставила себя сползти с кровати, добрести на деревянных ногах до тумбочки и взять трубку. Взгляд упал на часы — половина двенадцатого. Кто бы это мог быть?
— Алло?
— Я знаю, что уже поздно, Грейс. Извините, если разбудил.
— Габриэль? Что-нибудь случилось? Как ваши дела? Как Стефани?
— Я хотел извиниться перед вами…
— Вам не за что извиняться. — Она сама удивилась прозвучавшей в ее голосе решительности. Наверное, принятые Фионой меры начали давать результат. — Вы… урегулировали свою проблему? Я имею в виду…
— Нет. Ее тетя отказалась принять Стефани в свою семью, так что теперь в моем распоряжении не более двух недель.
— Как девочка?
— К сожалению, не очень хорошо. Я пытаюсь ее поддержать, но не все в моих силах. К тому же эта неопределенность… Но я позвонил не поэтому. Хотел сказать, что сожалею о случившемся. Боюсь, несчастье заставило меня забыть о приличиях. Как вы?
У него горе, а он спрашивает, как дела у нее!
— У меня все в порядке. Немного простудилась, так что лежу в постели и на работу не хожу. Сегодня уже легче. Габриэль, я хочу сказать…
— Надеюсь, вы не голодаете? У вас есть продукты? Может быть, нужны какие-то лекарства?
Она нахмурилась.
— Я в полном порядке. Дело в том…
— Грейс, мне бы хотелось повидаться с вами до возвращения в Европу. Могу я пригласить вас на ланч? Разумеется, не завтра, а когда вы поправитесь.
— Так вы все же возвращаетесь? — с замиранием сердца спросила она и пошарила в кармане халата.
Черт, где же этот платок?!
— Придется, — со вздохом сказал он. — Я не могу больше оставаться здесь. Надо решить кое-какие вопросы и получить новую визу. Надеюсь, смогу вернуться через пару месяцев.
— А Стефани? Что будет с ней?
Габриэль не ответил. Грейс представила, как он сидит в пустой комнате, в доме, где совсем недавно кипела жизнь и где теперь воцарились отчаяние и безнадежность. Он был совсем один, один против безысходности. Как бы ей хотелось оказаться сейчас рядом с ним, обнять, утешить, дать ему то, что может дать только женщина! Но зачем обманывать себя? Ему не нужны ее утешения. Ему не нужна она сама. Габриэль обратил на нее внимание только потому, что увидел возможность облегчить решение своих проблем и получить вид на жительство. С другой стороны, разве этого мало? Грейс набрала в легкие побольше воздуху.
— Подождите, Габриэль. Вам вовсе не нужно уезжать. В этом не будет необходимости, если я соглашусь выйти за вас замуж.
Она услышала, как он осторожно перевел дыхание.
— Что именно вы хотите мне сказать, Грейс?
— Я хочу сказать, что принимаю ваше предложение, если, конечно, оно еще остается в силе. Вы не забыли, Габриэль? Я готова стать вашей женой, если это поможет.
— Вы даже не представляете, что сделали для меня. Для меня и Стефани. Я очень благодарен вам.
— Не стоит об этом.
Грейс грустно улыбнулась. Вот и сделала то, что надо. Этим можно и утешаться, раз нет другого повода.
— Я только хочу, чтобы вы поняли кое-что, Габриэль. Мне уже тридцать шесть лет.