Однако сейчас, глядя на спокойное лицо Грейс, на рассыпавшиеся по подушке волосы, на ровно вздымающуюся и опускающуюся грудь и чувствуя, как теплая волна нежности омывает его сердце, Габриэль понял — сохранить верность клятве будет очень нелегко.
Грейс проснулась под тихие звуки музыки. В комнате, освещенной светом торшеров, царил интимный полумрак. Грейс приподнялась, потерла затекшую шею и огляделась. Из кресла ей улыбался Габриэль.
— Сколько времени?
— Почти полночь.
— Так поздно? — Грейс поморщилась — в голове шумело. Не надо было пить вино с Фионой. — Хочешь сказать, что я проспала почти четыре часа?
Габриэль усмехнулся.
— Ты же сама сказала, что выпила вина за ланчем.
— А где Стефани? — Грейс смутно помнила, что уснула на диване вместе с девочкой.
— Я перенес ее в спальню.
Грейс застонала.
— У меня есть правило: никогда не пить за ланчем. Это смерть. Всегда засыпаю как убитая.
— То-то мне показалось, что ты пришла с ланча в довольно-таки игривом настроении.
Габриэль покачал головой. Такой Грейс он еще не видел. Она смеялась, шутила, хихикала, как девчонка.
— Кошмар. Придется лечиться от алкоголизма.
Грейс плохо помнила, что случилось дальше. На этот раз Габриэль был нежен и терпелив. Он не торопил ее и не торопился сам. Его губы неспешно исследовали все доступные им уголки, и Грейс наслаждалась этими легкими, похожими на прикосновение крыльев бабочки прикосновениями, зная, что за ними последует неизбежное соединение стремящихся друг к другу тел. Все происходящее казалось Грейс чем-то нереальным — то ли сном, то ли сценой из фильма.
Рука Габриэля скользнула под ее блузку.
— Мы же договорились, что больше не будем это делать, — прошептала Грейс.
Его пальцы коснулись ее щеки. Какие у него густые и длинные ресницы… А губы…
— Правила для того и существуют, чтобы их нарушать, не так ли?
Грейс уже готова была согласиться, когда издалека донесся детский плач.
— Стефани!
Габриэль выбежал из комнаты еще до того, как Грейс успела подняться. Когда она вбежала в детскую, он стоял на коленях перед кроватью. Еще с порога Грейс увидела на лице Стефани лихорадочный румянец, глаза девочки блестели.
— У нее температура, — прошептал Габриэль. — Жар. Она заболела. — Он смотрел на Грейс с таким отчаянием, что у нее сжалось сердце.
Стефани слабо застонала.
— Как ты себя чувствуешь, милая? Что болит? — Грейс присела на край кровати и погладила Стефани по плечу.
— Голова. У меня болит голова.
— Понятно. Габриэль, принеси полотенце и воду.
— Холодную или теплую?
— Прохладную.
— Понял.
Он вернулся очень быстро. Грейс смочила и отжала полотенце и осторожно вытерла горячий лоб девочки. Габриэль с несчастным видом стоял рядом.
— Я посмотрела, сыпи нет. Все, что мы можем сейчас сделать, это сбить температуру. Пожалуйста, посмотри, нет ли в шкафчике парацетамола или аспирина.
Габриэль кивнул, но не сдвинулся с места.
— Как ты думаешь, что у нее?
Грейс пожала плечами.
— Не знаю. Сильный жар. Если у нас не получится сбить температуру, придется вызывать врача.
— Не будем рисковать. Я позвоню сейчас же.
Габриэля как ветром сдуло.
— Все будет хорошо, моя милая, — прошептала Грейс, наклоняясь к девочке. — Вот увидишь, все будет хорошо. Я тебе обещаю.
— Ты меня не оставишь?
Грейс на секунду зажмурилась, сдерживая слезы, и крепко сжала влажную, горячую ладошку Стефани.
— О чем ты говоришь? Конечно нет. Я останусь с тобой на всю ночь. И не думай, что отделаешься от меня так легко. Если уж я к кому приклеилась, то меня и зубами не оторвешь.
Стефани слабо улыбнулась и закрыла глаза.
— Ты заботишься обо мне, как мама.
Грейс отвернулась, чтобы девочка не заметила повисшие на ее ресницах слезинки. Она знала, что должна оставаться спокойной и ни в коем случае не проявлять ни малейших признаков тревоги.
В комнату неслышно вернулся Габриэль.
— Доктор сказал, что будет через полчаса. — Он наклонился к Стефани и нежно поцеловал ее в щеку. — Ты поправишься, моя хорошая, я тебе обещаю. Сейчас приедет врач, ты выпьешь лекарство и уснешь. А завтра все будет в порядке.