Его слова вызывали в ее сознании чарующую картину: мужчина и женщина стоят, взявшись за руки, и смотря г па первые проблески рассвета, нежный ветерок обдувает их лица, а по синему небу разливается серебро, потом золото. Она чувствовала, что он хочет видеть ее глаза. Но она не решалась на него посмотреть.
— Замечательный край, там такие красивые долины, сочные и зеленые, лучшего места для дома, для создания семьи не найти.
Кейт упорно разглядывала тарелку. Пожалyйcma, не надо. Пожалуйста, не заставляй меня думать о завтрашнем дне.
Девлин внимательно посмотрел на нее. Как она отодвинулась от него… И душа ее тоже отодвинулась?
Он мог сыграть без риска. Он мог бросить карты на стол и дальше не рисковать. Но ничего не выиграть. Или он мог рискнуть всем своим достоинством и гордостью, не думая о том, что его могут опять унизить ради единственного шанса быть с ней всю отпущенную ему жизнь… В общем, у него не было выбора.
— Я люблю тебя, Кейт. — Он опустился перед ней на колени, от разбросанных повсюду орхидей исходил сладковатый аромат. Он взял у нее тарелку и поставил ее на землю, затем взял руку Кейт в свои ладони; ее пальцы были крепко стиснуты.
— Я хочу построить для тебя дом. Я хочу прожить всю оставшуюся жизнь с тобой. — Он с нежным усилием разжал кулак и прижался губами к ее влажной ладони. Он медлил, боясь выложить все свои карты. — Выходи за меня замуж, Кейт. Давай будем жить вместе.
У нее сжалось горло. Ее рука выскользнула из его ладони. Лучше бы он ударил ее, ведь в ее глазах наверняка отразилась боль, которую он причинил ей своим предложением.
— Я думала, мы живем только сегодняшним днем, — прошептала она. — Стоит ли говорить о будущем?
Девлин почувствовал, как кровь застыла в его жилах. Слабый проблеск надежды исчез, задутый отказом, который он прочел в ее глазах.
— Что значит для тебя то, что между нами произошло? И значит ли вообще? А я? Я для тебя никто? Просто обладатель соответствующего приспособления, которым можно унять зуд между твоих ног?
Она чуть не задохнулась.
— Как ты смеешь так со мной разговаривать, будто я… — Она прикусила нижнюю губу, на глазах заблестели слезы. — Девлин, пожалуйста, попытайся понять.
Понять. О Господи, он слишком хорошо все понимал. Он выродок, пытающийся пристроиться около тепленького местечка. Да, нужно было думать раньше. Надо было выдерживать дистанцию.
Боль оказалась более мучительной, чем он ожидал, она разбередила старые раны, душа его снова кровоточила. Сказки, зачем он верил в них? Зачем он открылся, почему не сумел защитить себя от этой боли?..
Она прикоснулась к его руке, ее пальцы дрожали.
— Пожалуйста, не сердись на меня.
Не сердись! Да он просто взбешен! Ему хотелось крушить все подряд, хотелось откинуть голову и завыть от разочарования, о г злобы, от боли.
Но имел ли он право винить ее за отказ? Мог ли он винить ее только за то, что она предпочла остаться в своем удобном маленьком мирке благосостояния и светских приличий?
Он взглянул в летнюю голубизну ее глаз, которые сейчас были затуманены слезами. Вся его ярость, все его унижение и боль ничего не значили в сравнении с одним непреложным фактом, с истиной, сверкавшей единственным огоньком в окружавшей его кромешной тьме, — с тем, что он любил ее. И даже теперь, когда он четко знал, как она к нему относится, знал, что он был нужен ей лишь для удовлетворения коварного инстинкта, его чувство не померкло. Он любил ее так же сильно, как и раньше. И у него было мучительное предчувствие, что эта любовь останется с ним навечно.
— Ты права, мне не стоит сердиться. Черт, ты прямо сказала мне прошлой ночью, чего тебе от меня нужно. Ты пыталась повторить мне это сегодня. Ты просто боялась, что ты не испытаешь того, что никак нельзя в этой жизни не испробовать. И я как раз вполне подходил для этого, так почему мне было не помочь тебе восполнить пробел…
Она закрыла глаза.
— Я не хотела причинить тебе боль.
Он проследил за слезинкой, которая скользнула из-под бахромы ее густых ресниц и прокатилась по ее щеке.
— О, а я думал, что ты никогда не плачешь. — Он коснулся рукой ее щеки и провел по ней большим пальцем, поймав блестящую капельку — она успела добежать до уголка ее губ. — Не плачь, моя милая.
— Девлин-Она обвила руками его плечи. — Мне так жаль.
Горячие слезы падали на его обнаженные плечи, ее тело содрогалось.
— Все нормально.
— Пожалуйста, не ненавидь меня.
— Да разве я смогу тебя ненавидеть? — Он потерся щекой о теплый шелк ее волос, вдыхая их аромат. Чувства переполняли его грудь, тискали, сжимая его сердце, — ему казалось, что оно сейчас лопнет. Он прижал ее крепче, думая о том, чего ему никогда не добиться, и о том, удастся ли ему когда-нибудь залечить свои раны.
Они шли весь день, прорубая себе путь по склону холма, ведущего к вершине водопада. Кейт следовала за Девлином, и, глядя, как он прорубает своим длинным ножом назойливые ветки, изо всех сил старалась побороть сомнения, зародившиеся в ее душе.
Она стояла на перепутье, не зная, в какую сторону повернуть. То, что он предлагал ей, так отличалось от привычной жизни, от всего, что, как ей казалось, было ей необходимо. Она не могла выйти за него. Но хватит ли у нее духу позволить ему уйти из ее жизни?
Было уже далеко за полдень, а они еще не набрели на лагерь отца, чему Кейт в глубине души радовалась. Она пока была не готова к встрече с остальными, и ей надо немного прийти в себя.
Они пообедали рыбой и папайей, а потом долго сидели друг против друга у костра. Кейт расчесывала волосы подаренным ей гребнем. Тяжелые пряди никак не сохли. Хотя она намекала ему, что он может составить ей компанию, он предпочел ей не мешать, она купалась в одиночестве, а он молча ее охранял, повернувшись к ней спиной. Он молчал почти весь день и держался от нее на расстоянии.
Порывы ветра вздымали блестящие искры в воздух. Сквозь ресницы она поглядывала на Девлина. Он лежал, оперевшись на локоть, подперев щеку ладонью. Он так смотрел на огонь, будто что-то мог прочесть в этом пламени.
Золотые отблески мерцали на его лице; Кейт старалась запомнить каждую черточку. Когда она состарится и поседеет и, возможно, пожалеет о том, не выбранном ею пути, пусть у нее будут хотя бы воспоминания об этом мужчине, и пусть они будут яркими и живыми, они скрасят остаток ее дней.
— Поздно. — Она встала и посмотрела на него.
— Спокойной ночи.
Он продолжал смотреть на костер.
— Ты не пойдешь спать? Он покачал головой.
Возможно, он не понимал. Возможно, не подозревал, как сильно ей хотелось обнять его, как страстно она желала ощутить вкус его губ, прикосновение его рук.
— Завтра мы встретимся с остальными. — Они уже видели их костер выше по течению, в часе ходьбы, не больше. — Так что это наша последняя ночь вдвоем.
Он взглянул на нее, его глаза были полны света от костра и скрытой печали, ей мучительно хотелось стиснуть это лицо руками и целовать, целовать, пока ее поцелуи не развеят мрак в его душе.
— Прошлая ночь была нашей последней ночью, Кейт.
Эти слова подействовали на нее как удар, и удар неожиданный, от которого она задохнулась и кровь прилила к глазам.
— Но я думала, мы могли бы обнять друг друга.
— Обнять друг друга. Зачем? Только на одну ночь?
— Девлин, почему бы нам не воспользоваться отпущенным нам временем?
— Воспоминания, вот что ты хочешь от меня, Кейт?-У него на скулах заиграли желваки, когда он сжал челюсти. — Сожалею, но у меня уже достаточно воспоминаний, на мою жизнь хватит.
Она отвернулась от него, упершись взглядом в темную стену леса. Да, ему нужно все, а меньшего он не хотел. Он не будет довольствоваться одним сегодняшним днем, несколькими мгновениями, которые они могли провести вместе. Он хотел завладеть ее сердцем, ее душой, ее жизнью. Он хотел отнять у нее все, что она любила, что ей было привычно.