Когда Туманский появился в помещении, работа шла полным ходом. Сотрудники лишь молча кивнули в знак приветствия. Видимо, момент был достаточно ответственный, и было не до привычных рукопожатий. Кайт вышла из-за спины Туманского и подошла к креслу.
— Разрешите представить вам наше творение. Биоробот по имени Луни, — и легким движением руки, она повернула кресло на сто восемьдесят градусов. Неподвижная фигура сидящей в кресле девушки предстала перед Туманским. До боли знакомые черты лица смотрели прямо на него, и хотя глаза девушки были закрыты, он был уверен, что открой она их, они непременно будут зелеными, такими, какими были у Зои. Командир побледнел, и слова, которые он хотел было сказать, комом застряли в горле.
Кайт мгновенно поняла, что произошло что-то странное, ибо лицо командира говорило без слов.
— Что-то случилось?
— Нет, ничего, — он буквально выдавил два слова, и, повернувшись, метнулся к двери. Открыв её, перешагнул порог, затем оглянулся, еще раз посмотрел на сидящую в кресле девушку, и неуверенным голосом произнес:
— Извините, мне надо срочно в командирский отсек. Позже я с вами свяжусь, — и, закрыв за собой дверь, устремился в свою каюту.
Он не шел, а буквально бежал по длинным коридорам станции, пока не достиг дверей своей каюты. Нажал кнопку открывания, чертыхнулся, ввел личный код и когда, наконец, оказался внутри, упал на кровать, пытаясь понять, что произошло.
Он пролежал молча несколько минут, потом встал. Налил стакан воды, выпил и, подойдя к столу, включил фотоальбом, которым давно не пользовался. Первая голограмма, появившаяся перед ним, была Зоина. Он дал команду фиксации кадра и тяжело опустился в кресло, продолжая неотрывно смотреть на изображение, с которого, улыбаясь, на него смотрела Зоя. Она была одета в костюм астронавта и сфотографирована на фоне космодрома. Вдали маячили стартовые установки челноков, готовых к запуску. Развевающиеся на ветру локоны, улыбка, румянец на щеках и маленькая родинка на подбородке были такими реальными, что казалось, протяни руку, и она оживет.
Владимир не выдержал и дал команду видеопросмотра. Он не делал этого уже больше года, но сейчас он отчаянно хотел снова увидеть её. Картинка ожила, и небольшой видеосюжет, снятый на космодроме, который пять лет назад прислала Зоя, мгновенно напомнил о былом….
Владимир и Зоя познакомились давно. Ему было тридцать четыре, ей двадцать восемь. К тому времени Туманский был уже опытным астронавтом, не раз летал на космических челноках и грузовых кораблях к строящейся в это время международной станции, несколько раз бывал на Луне. Она всего дважды побывала в космосе и мечтала принять участие в работе на станции. Их пути не раз пересекались на каких-то технических совещаниях, в центре подготовки, еще где-то. Но все эти встречи не имели большого значения до тех пор, пока, за год до ввода станции в эксплуатацию, они случайно не оказались вместе на отдыхе.
Владимир уже не помнил, как получилось, что друзья уговорили его поехать на Алтай. Сначала он колебался, но, в конце концов, согласился, а когда приехал с вещами на аэродром, откуда они должны были лететь до Барнаула, выяснилось, что Зоя едет с ними.
Десять дней пролетели в одно мгновение. Дикая природа, рыбалка, пляжный волейбол и разговоры у костра до поздней ночи. Но не этим запомнился Владимиру отпуск, а тем, что он ближе познакомился с Зоей, которая неожиданно тронула его сердце. И хотя близости между ними так и не случилось, внезапно нахлынувшие чувства сделали их отношения совершенно иными.
После отпуска они расстались, так как Зое предстояла длительная командировка в США, но постоянно созванивались, интересовались делами друг друга, и тяга и желание вновь увидеться непрерывно росли. Потом были короткие встречи, наполненные бесконечными разговорами, шутками, и невысказанными словами о любви.
Владимир не мог объяснить, почему медлит и прямо не скажет Зое о своих чувствах, а та, в свою очередь, то ли боялась сделать первой шаг навстречу, то ли…. Одним словом, трудно ответить, почему все так сложилось в их отношениях, что любовь, которую оба испытывали друг к другу, проверялась столь долго. Возможно, оба слишком нежно и трепетно подошли к этому и боялись разрушить тот хрупкий и нежный мир, который, подобно цветку расцветал, чтобы в один прекрасный момент предстать во всей красе.