Поля были мокрыми и голыми, лес за ними едва просматривался в фиолетовой дымке. По черной борозде уныло расхаживали вороны.
— Не понимаю, — мрачно изрек старший по возрасту гестаповец, — как могла девушка с аттестатом зрелости связаться с таким сбродом? — Он с отвращением фыркнул и выпустил клубы дыма, как бы желая оградить себя от всего этого.
Автомашина подпрыгнула и тут же резко затормозила.
— Что случилось? — вздрогнул гестаповец и испуганно заморгал покрасневшими веками.
— Шина, — проворчал шофер и выскочил из машины.
Старший гестаповец несколько минут наблюдал через боковое стекло, затем открыл дверцу и с трудом вылез из машины. Кивком головы дал знак младшему, чтобы он и Марушка тоже вышли.
— Немецкий Брод, — произнес младший, выйдя на дорогу.
Марушка с любопытством осмотрела площадь и остановила взгляд на угловом доме, башенки которого четко выделялись на сером зимнем небосклоне. Это дом Карела Гавличека Боровского. Сколько уже прошло с тег пор, когда она и Юла впервые прочитали его эпиграммы! Это было так давно, что даже не верится. Ясное беспечное детство, цветущие луга, межи, запах ромашек и чебреца… Первая любовь…
— Марженка, — нежно шепчет молодой гестаповец, чешский агент, — вы красивы, мне вас очень жаль. Не будьте упрямой, будьте умной, и все для вас кончится хорошо.
«Обещайте, приказывайте, угрожайте, я не стану предателем!» — повторяет Марушка про себя снова и снова. Когда они ехали вокруг Кутна-Горы, Марушка увидела здание областного суда, где Гавличек был осужден девяносто лет назад.
— «Как можно поверить, что я могу продать свою Марженку! — пропел чешский агент ей на ухо арию из оперы «Проданная невеста» и многозначительно прижал свое колено к ее ноге. — Марженку свою, ангела своего!»
Марушка неподвижно смотрит в окно машины и про себя цитирует стихи любимого поэта, чтобы не слышать назойливого соседа:
А гестаповский лимузин уже проезжает через Колин.
Земля прекрасная, земля любимая, которую мы хотели сделать еще прекрасней, еще любимей. А пока…
Камера в тюрьме на Панкраце, серая и холодная, допросы у комиссара Фридриха, оскорбления, удары.
Так встречала Марушка рождественский сочельник 1941 года. Это был первый сочельник, встречаемый ею в одиночестве. Держа в одной руке кусок посоленного хлеба, а в другой — веточку рождественской елки, которую нашла в коридоре, возвращаясь в камеру, она вспоминала о всех прежних праздничных рождественских вечерах, о подарках и ночных гуляниях… И внутренне собралась с силами, чтобы не расстраивать себя воспоминаниями о прошлом и заставить думать о счастливом и веселом будущем.
Последний декабрьский день подкрался незаметно, как преступник.
Люди встречают Новый год без радостей, сохраняя, однако, веру в победу добра над злом. Веру в победу света над тьмой.
Лишь благодаря этой вере они смогли пережить столько мук, столько потерь, лишь поэтому они смогли усилием воли изобразить на опухших от побоев лицах улыбку, когда комиссар Фридрих после допроса втолкнул их в четырехсотую камеру и поставил лицом к стене.
Она стоит избитая, измученная. Густые черные волосы ее растрепаны, местами слиплись от крови. Ярка, которую допрашивали перед Марушкой, смотрит на нее с любопытством. «Опять устроили облаву, — подумала она. — Эта девушка еще совсем молода, ей нет и двадцати. Но как ее избил Фридрих!..»
Допрашивают последнюю. Через некоторое время открывается дверь, и в камеру буквально влетает девушка с раскрасневшимся лицом и полными слез глазами.
— Конец! — слышен голос комиссара Фридриха.
Под охраной двух эсэсовцев заключенные колонной по два спускаются по лестнице. Вначале мужчины, за ними женщины. Ярка пристально смотрит на худого черноволосого арестанта. Она узнала его, хотя за два месяца пыток он очень изменился. Нужно ему дать знать, чтобы на допросе он говорил, что они незнакомы.
Милош Красный, как бы почувствовав на себе ее взгляд, на мгновение остановился и посмотрел на группу женщин. Его глаза перебегали от одной пары к другой и наконец застыли на черноволосой девушке в последней паре.
Марушка поймала его взгляд и улыбнулась, вспомнив далекое прошлое. Они стоят над Влтавой. На другом берегу дымят заводские трубы. Марушка и Люба робко суют ему бутерброд. Затем наступает ночь. Милош и Марушка вдвоем стоят возле дуба на дороге между Битишкой и Лажанками, на том месте, где кончается лес и начинается поле, и с неба прямо над их головами падает звезда.