Они не успели сблизиться, но невысказанные чувства ждали лишь своего часа, чтобы вылиться наружу. Они оба были солдатами на одном фронте и должны были думать о других. Свою собственную судьбу, если не погибнут в бою, они будут решать после войны.
За те несколько мгновений встречи в коридоре тюрьмы, которая, видимо, была для них последней, они смогли сказать глазами: ты единственный человек в мире, к которому я действительно питаю симпатию.
37
Когда комиссар Фридрих и чешский агент Нергр позвонили в двери двухкомнатной квартиры на шестом этаже, они еще не подозревали, кто попадет им в руки.
Это произошло сразу после рождественских праздников. Хозяин квартиры торговал в букинистическом магазине на Народной улице. Ярка еще спала, а ее подруга Францина, которую с сентября искало гестапо, гладила белье.
Услышав звонок, Францина вздрогнула и выбежала в прихожую.
— Не открывай, — предостерегла ее Ярка и повернулась на другой бок.
— Но ко мне должен прийти Вашек, — сказала Францина.
— Он знает, как нужно звонить. На такие звонки вообще не отвечай.
Звонок раздался снова, на этот раз долгий, настойчивый, требовательный.
— Видишь, это Вашек, — с укором произнесла Францина и подошла к дверям.
Через минуту в квартиру вошли двое мужчин в гражданском и предъявили удостоверения тайной полиции. Один из них, высокий и худой, потребовал, чтобы девушки показали удостоверения личности.
— «Вера Матейкова, учительница и переводчица», — прочитал он и перевел взгляд с фотографии в удостоверении на девушку, стоящую перед ним. — Вы настоящая блондинка или крашеная? — спросил он сухо.
— Что вы, господин… господин… — обиделась Ярка.
— Я комиссар Фридрих, комиссар Фридрих, — с подчеркнутой вежливостью поклонился он и тут же бросился к ее сумке, лежащей на стуле.
Нергр взял другую, принадлежавшую Францине.
Ярка, мгновенно оценив обстановку, проворно схватила куртку и, как лиса, юркнула между ними в прихожую.
— Куда? — крикнул ей вслед Фридрих.
Но она уже захлопнула за собой дверь туалета.
— Надо же привести себя в порядок по случаю прихода гостей!
Она выложила из карманов куртки все компрометирующие бумаги, разорвала их на клочки и спустила в унитаз.
«Теперь можете искать!» — вздохнула она облегченно.
При обыске квартиры гестаповцы не обнаружили ничего серьезного. И только справку из полиции о том, что они прописаны, ни одна из девушек не могла найти.
— Вы вообще отмечались в полиции? — подозрительно спросил Фридрих.
— Разумеется, — уверенно ответила Ярка, и на ее лице застыло выражение обиды, которое не сошло с него и во время следования в полицейский комиссариат в Либени.
— Я невеста хозяина квартиры, а не посторонний человек! — протестовала она, когда было установлено, что ни одна из них не зарегистрирована в Либени. — Вы должны принять это во внимание.
— Мы все проверим! — с угрозой произнес Фридрих и приказал отвезти их на полицейской машине на Бартоломеевскую улицу.
Нацистский следственный аппарат заработал на полную мощность.
— Ваша фамилия? — снова спросил у Ярки комиссар Фридрих уже в тюрьме.
— Вера Матейкова.
— Меня интересует ваше настоящее имя, а не то, под которым вы скрываетесь!
— Вера Матейкова, — повторила она.
— Вы знаете Яромиру Крислову, которую мы ищем с апреля? — ехидно допытывался Фридрих.
— Нет.
— Вы с ней состоите в родственных отношениях?
— Нет.
Комиссар вскочил из-за стола:
— Лжете! Мы все знаем.
Она взглянула на него непонимающе:
— Тогда зачем вы меня об этом спрашиваете?
Фридрих вплотную подошел к ней, сжав кулаки.
— Не прикидывайтесь глупой! — закричал он ей в лицо. — Или я с вами поговорю иначе! — Он вытащил из кобуры пистолет и сунул его к лицу Ярки. Затем вновь сел к письменному столу, положив пистолет перед собой, и деловым тоном произнес: — Почему вы полгода жили под фальшивым именем?
Ярка посмотрела на него удивленно:
— Это не фальшивое имя, это мой творческий псевдоним.
— Триста приседаний! — зарычал Фридрих. — И с вытянутыми вперед руками! — Он положил линейку на ее вытянутые руки и стал считать: — Раз, два, три…
Ярка смотрит на стену за головой Фридриха и приседает механически, как машина…
— Сто сорок восемь… сто сорок девять… сто пятьдесят!