— Это как же так, — подтрунивает над ней отец, — только что ты сказала «из Зноров». Так как же наша деревня правильно называется?
Марушка задумывается, но только на мгновение.
— Ой, я спутала! Больше я уже не буду говорить Зноровы, а только Вноровы. Знаешь, папа, — обращается она к отцу, — это от слова «вноры», это такие ходы, которые ученые обнаружили под землей… Они ведут от костела в поле.
Не было дня, чтобы Марушка не пришла из школы с каким-нибудь новым сведением.
— Надо говорить литературно, — поучает она всех в доме. — Нельзя говорить «коштовать»[3] — это неправильно.
А букварь! То был ключ ко всякому знанию. Марушка это чувствовала, хотя и не могла еще выразить словами.
Десять, двадцать раз могла девчушка с кудрявой головой повторять обычные слова из букваря, как заклинания, которые имеют сказочную силу открывать гору кладов.
— У меня нет к ней претензий, — говорит пани учительница. — Она очень внимательна, за весь урок ни разу не пошевелится, прямо не спускает своих серьезных глаз с моих губ… Она внимательна и старательна, даже чересчур старательна. С трудом переносит, когда кто-нибудь в классе нарушает дисциплину, может из-за этого даже заплакать. Внушите ей, чтобы она не принимала все так близко к сердцу.
Отец рад, что слышит о дочери только хорошее. Но нет-нет да и появится в отцовском сердце беспокойство. Например, когда Марушка раз, другой и третий с плачем переписывает домашнее задание только потому, что оно кажется ей некрасиво написанным.
— Да хватит тебе, иди спать, — уговаривает он ее, — ведь у тебя же написано отлично.
— Нет, это не отлично, — возражает Марушка. — Все как-то разбросано, все буквы вкривь и вкось.
— Не боги же горшки обжигают, — утешает ее отец.
— А я хочу, чтобы все было написано как положено! — И со слезами она снова переписывает задание.
— Шлепни ее да отправь спать, — теряет наконец терпение мать, но отец только качает головой:
— Надо проконсультироваться с доктором…
При первом же удобном случае он обращается к полицейскому врачу. Доктор обследует Марушку, смотрит ее язык, простукивает легкие, прослушивает работу сердца, а потом велит закрыть глаза и вытянуть руки вперед.
— Ну как, пан доктор? — со страхом в голосе спрашивает отец, когда они остаются в комнате одни.
— Все в порядке, — машет рукой полицейский врач. — Девочка совершенно здорова, только для своего возраста необычно развита. — Заметив неспокойный взгляд отца, он добавляет: — Вам нечего бояться. Одним словом, хорошая и умная девочка, можете ею быть довольны.
Отца, конечно, радует Марушка, но одновременно его начинает мучить сомнение. Марушка слишком чувствительна. Что с нею будет, когда однажды она оставит родное гнездо? Будет ли она в состоянии справиться со злобой и жестокостью мира? Не захлебнется ли она от ужаса и отвращения? Не уничтожит ли ее ненависть, которой еще в мире гораздо больше, чем любви?
5
— «Наступила осень. Дни стали короче, а ночи длиннее, и жучки уже теперь никуда не полетят. Только папа должен пообещать куманьку, что приедет к нему с мамой и жучком еще раз и сделает это сразу же, завтра, пока не ударили морозы…»
Марушка слушает, как читает тетушка. Девочка уже знает, что будет дальше: тетушка не впервые читает о светлячках. Сейчас будет картинка: светлячки в доме куманька разливают виноградный сок. На картинке нарисована комната с маленьким окошком, на столе миска с пирогами, а рядом с ней огромная виноградина.
Тетушка Маруша перевернула страницу — и действительно, комната куманьков!
— «Положите ее вот сюда, на стол, это будет лучше всего», — советует куманек, держа наготове трубочку. Потом он взял молоточек, выбил стебелек и вставил в отверстие трубочку. Кумушка приготовила хрустальную чашечку, в которую должен был потечь сок. Куманек налил в чашечку сладкий искрящийся сок…»
Всякий раз, когда Марушка слушает о том, как все они пьют этот сок и как он им нравится, у нее текут слюнки. Огонь из открытых дверок плиты озаряет потолок, но девочке кажется, что это золотое осеннее солнце ласкает тяжелые заиндевевшие гроздья винограда в их винограднике. А пока что виноградный сок бродит в просмоленных бочонках, и пройдет еще немало времени, прежде чем папа разольет вино в бутылки.