— Ты хочешь дешево отделаться, — дразнит ее Марушка. — Пирогом…
После воскресного обеда неожиданно тихо щелкнул замок, дверь приоткрылась и тут же закрылась.
Перед ними стояла Витезка.
Марушка бросилась к ней в объятия. Сердца их переполнились радостью.
— Ты знаешь, тетушка Маруша предлагает свою жизнь взамен моей, — дрогнувшим голосом сообщила Марушка Витезке.
Они говорили, мечтали о том, как будут строить жизнь на земле, освобожденной от всего темного, злого, от тирании. Как мог мир дойти до этого?
— Придет время, а его, видимо, осталось недолго ждать, когда эта мечта осуществится за счет сотен тысяч жизней, принесенных в жертву нашим поколением. Мы собственными руками построим новый мир, который перед нашими глазами возникает и растет благодаря жертвам наших современников. — Витезка произнесла эти слова, неотрывно глядя в зарешеченное окно, через которое в камеру неудержимо проникает суровая, полная мучений и все же прекрасная, неодолимая, вечная жизнь.
Марушка бросила нежный взгляд на притаившуюся Юлинку.
— Наша Юлинка больше всего заботится о том, как мы будем жить на том свете. А пока, — горько усмехается она и делает широкий жест рукой, — а пока мы еще не умеем жить на этой земле.
— Да, это так, — вздохнула Витезка, оторвав взгляд от окна. — Человечество еще молодое, неопытное и не научилось жить на земле, как это положено людям.
Теплая полоса солнечного света, незаметно перемещаясь от одной стены камеры к другой, легла на ноги девушкам. Марушка вытянула перед собой руки, как бы желая набрать в ладони солнце.
— А все же я верю, что все изменится, — живо сказала она. — Должно измениться, если человечество не хочет себя погубить.
— Представьте себе, девушки, как однажды после войны… — заговорила Юлинка, которая до сих пор сидела молча.
— Вы вместе пойдете по Остраве или по Стражнице, — подхватила Марушка. — Солнце будет светить так же, как сегодня. Вокруг вас будут раздаваться смех и радостные голоса многих счастливых людей. И вы будете с ними разговаривать без боязни и лицемерия как свободные люди.
Юлинка бросилась к ней, схватила за плечи и стала ее трясти:
— Но ты будешь с нами, Марушка, несомненно будешь с нами!
— И не будет никаких унижений и угроз, — радостно продолжала уже Витезка, — не будет рабов и господ, потому что все люди будут равноправными. И мир станет справедливым и прекрасным, ибо в нем не будет никаких решеток. Слышишь, Марушка?
Марушка прислушалась к звукам первого весеннего дня. Откуда-то издали до нее будто доносился звон колоколов победы.
— Слышу! — зашептала она страстно. — И хотела бы быть с вами!
44
Три дня спустя Марушка отмечала свое двадцатидвухлетие. Прекрасные минуты, полные солнца и надежд. Свети, солнышко, свети хотя бы сегодня! Неизвестно, взойдешь ли ты завтра и не появятся ли на небе серые тучи. Может быть, завтра или послезавтра под твоими животворными лучами на тюремную мостовую упадет страшная тень топора палача.
Прошел еще один прекрасный весенний день. А затем наступила пятница, 26 марта.
Она началась так же, как и другие дни. Марушка с Юлинкой, склонившись над доской, раскрашивали солдатиков. Затем Марушка гуляла по тюремному двору. Напряженные нервы отдыхали, воспринимая поэзию будней — запах вареной картошки, дым, стук ложек… Вот в коридоре уже гремит половник. Разносят обед. Сегодня будет торжественный обед с птичьим концертом за окном, с танцем солнечных лучей на стенах. В такой день хочется верить в чудеса.
— Юлинка, когда я вернусь, придешь к поезду?
— Ты же знаешь, что да. И принесу вот такой букет, — смеется Юлинка и руками показывает размеры букета.
— А если это произойдет зимой?
— Нет, что ты, так долго немцы не продержатся. Как приеду домой, сразу же посею… — Юлинка на минуту задумывается и затем спрашивает: — Какие цветы ты больше всего любишь?
— Я люблю всякие. Главное, чтобы их было много. Когда я вернусь домой, превращу наш сад в настоящий рай. Ты не представляешь, как я скучаю по цветам! Сегодня я увидела во дворе маленький жалкий одуванчик. Он еще не раскрылся, но уже был готов к этому. У нас их повсюду тьма, даже рябит в глазах.
Щелканье замка прервало приятную беседу. В камеру вошла старшая надзирательница Стернецкая.
— Слушайте, — кивнула она головой в сторону Марушки, даже не взглянув на лее, — наденьте пальто и идите вниз. С вами хочет говорить пан правительственный чиновник.
Марушка побледнела.
— Казнь… — произнесла она, и это тихое слово прогремело в камере подобно камню, оторвавшемуся от скалы и падающему в бездонную пропасть. — Это казнь…