— Хорошенькая? — подмигнул, кивнув на девушку.
— Гражданская.
— Точно. Третья группа из ущелья вытащила. Остальных своих из медпункта ждет, а там полным составом на траншер и в порт. Если рейса не будет — в гостинице перекантуются.
— Часто у вас тут гражданские бродят?
— А куда их? — подвинул мне бутылку и бокал. — Со знакомством? — отсалютовал своей бутылкой. — В какую группу тебя кинули?
— В третью.
Мужчина присвистнул, немного заскучав:
— Не повезло. Третьи смертники, самые трудные задачи — им.
— Я уважаю трудности, — заверил.
— Любишь риск?
— Жить вообще рискованно.
— А вот тут прав! — глотнул вина прямо из бутылки, и начал философствовать. — Жизнь в общем штука простая, если знать основной постулат — или имеешь ты, или имеют тебя. Без вариантов.
По мне, философия людей действительно примитивна, но далека от истины. У них все крутится вокруг инстинктов. Их внутренний мир отражает внешний, внешний — внутренний, но и там и там — все для комфорта и удовольствия. Если его нет — мир вокруг плох, если есть — прекрасен.
Интересно, отчего никому не приходит в голову, что мир вокруг, всего лишь холст, на котором каждому человеку, существу дано нарисовать что-то свое, создать все что ему нужно? Элементарно. Человеческие дети еще не разграничивают плохое и хорошее и мир для них удивителен и прекрасен. Но потом получают прививки социума, заражаются вирусом внутреннего астигматизма, и мир уже кривиться перед ними. И они начинают делить все вокруг на плюсы и минусы, часто путая одно с другим, потому что все эти оценки сугубо субъективны и причина всего и вся — внутри, а не снаружи. В итоге на холсте жизни вырисовывается полная фантасмагория и человеку хочется перечеркать его, ибо ничего внятного в этой картинке нет, она отвращает его. Но ведь она его.
Странные они, очень странные.
У них есть такие слова как престиж, авторитет, зло и добро. Мне не мало трудов стоило понять суть и смысл этих высказываний. И одного я так и не понял: зачем так усложнять? Взять хоть то же зло — оно ничего более, чем отражение добра в кривом зеркале человеческой сути. Если она чиста, то никакого зла не проецируется.
Но это слишком просто — посмотреть на себя, а не на других. И пенять тоже — прежде себе, а не миру, кой индифферентен до вульгарности.
Я давно заметил, человеку свойственно все усложнять, непонятно только зачем. Ведь он сам путается в итоге в том, что нагородит от большого ума. Привычка ли это или свойство всей расы? Скорее последнее, во всяком случае, у меня сложилось именно такое мнение.
Легких путей человек не ищет, но получая трудности сетует на них, представляя мир и свою жизнь «дерьмом». Сам рисует, сам себя запутывает, сам же жалуется на то. Может в этом и есть смысл их существования?
А престиж? Почему, например, иметь шейсы очень престижно? Обычные часы со сканером и встроенным мультикабельным средством коммуникации. Между прочем очень неприятные в плане энергетики, потому что с каждым звонком оттягивают на себя часть праны, захламляют каналы, перестраивают биоритмы организма, превращая человека в куклу, которая не понимая того, становится очень послушным солдатом в дивизии социального влияния.
Получается, что престижно быть марионеткой да еще заплатить за то собственным дисбалансом энергетики?
Чушь. И такого вздора полно на каждом шагу.
У меня родилось стойкое подозрение, что я никогда не разгадаю многие загадки человека. И не больно бы хотелось, но эйша, будь она неладна, требовала расширения кругозора и приобретения знаний. А Куратор, вот уж кто задал не менее отвратную задачку, привел меня в среду людей. Приходится пить эту чашу до дна.
Не захлебнуться бы.
Третья бутылка вина.
Семен уже осоловел и путался в своих философских изысканиях, а я и не пытался в них разобраться. Все просто до пошлости, но попробуй это объясни, тебя примут за самодура и обязательно начнут убеждать в неправоте, запутывать, запутываясь и, бродить с аргументами по кругу, напрочь забывая, что здесь уже были и именно эти доводы приводили.
Увольте. Я лучше тупо напьюсь.
Вино было хорошим, но, увы, на меня не действовало. Спирт мгновенно перерабатывался и выплескивался в каналы, повышая напор их работы. Все. Сейчас я мог снести одной рукой станцию и одним словом уложить на лопатки. Но то и другое было глупо.
Я просто ушел спать.
Глава 2
Ни о чем день за днем.
Я познакомился со всеми. Я исследовал всю станцию, включая порт. Я стал героем будней Спасателей, но ни на шаг не придвинулся к финалу. Это убивало меня и я чувствовал, как впадаю в анабиоз наравне с людьми. Заражаюсь и разлагаюсь. Пока не физически, но до этого недалеко.
Это было самое худшее из того, что я мог представить. Единственное, что встряхивало — задание, задачи, что ставились перед моим отрядом. Сложные? Я бы не сказал, хотя для людей — да, наверное, трудные. Об этом я подумал, когда мы вытаскивали биологов из ущелья Колизея, метеорита, что шел своим курсом и убивал холодом, гранитными наслоениями, в которых невозможно было установить страховочные тросы. Мой напарник Бил погиб — трос сорвало и он улетел вместе с ним, я же нырнул дальше без всякой страховки. Зачем? Ведь есть поля и течение энергии, как поток воздуха. Нужно договорится с ними и они сами доставят тебя куда надо. А дальше дело техники — зацепить пятиместный траншер и отбуксировать со всем составом дурных ученых на станцию.
Еще одна загадка для меня — зачем ученые исследуют метеориты? Почему человек бросает все силы на освоение космоса? Не проще ли было для начала освоить близлежайшее поле — себя?
Впрочем, философия. Я серьезно устал от всех тех ребусов и загадок, что мне загадывали ежедневно.
А тут новое задание.
Я сразу понял — быть беде.
— Возле Х-7 терпит бедствие пассажирский лайнер. Наша задача отбуксировать его в порт, понятно, со всеми пассажирами, — дал распоряжение лейтенант, когда мы уже сели в челнок.
— Причина аварии?
— Мимо. Данные мутные. Поймали только сигнал о помощи. Еще вопросы?
— Нет, — хмыкнул Альберт, закинув пластину жвачки в рот.
А я понял — никто из нас не вернется на станцию.
Сидел и смотрел на своих напарников — двенадцать смертников включая меня и лейтенанта.
Забавно: отряд спасателей, кой в пору спасать. Наверное, я должен их предупредить? Человек как любое другое существо должен встречать смерть с готовностью и открыто.
— Мы не вернемся, лейтенант.
Сказал и пожалел. Я буквально кожей почувствовал, как пошли мурашки по телу соседа Аркадия.
Про лейтенанта вовсе говорить нечего: уставился как на помешанного, причем, буйно.
— Ты чего мелешь?!
— Предупреждаю. Есть время оповестить родных, приготовиться встретить смерть.
— Слушай, Кай, все понять не могу — ты нормальный? Вообще соображаешь, что несешь?
— А главное каким тоном — спокойным! — выставил палец Костя Ладогин. Я посмотрел на фанфаронствующего идиота и понял одно — он ничего не понял. А меж тем, он умрет первым:
— Ты уйдешь первым.
Он стих, взгляд потерял свою насмешливость и стал острым. Пока Костя думал, что мне сказать, да такое, чтобы язык напрочь отнялся, Аркадий нажал гарнитуру и соединился с кем-то из своей семьи. Разумно. Первый, кто поверил и что-то предпринял. Остальные либо не верили, либо смеялись, либо откровенно трусили.