На состоявшемся 26 апреля совещании начальников политорганов соединений все выступавшие товарищи говорили о том, что население Берлина и других городов относится к Красной Армии все более лояльно. Объясняется это весьма просто: с каждым днем немцы воочию убеждаются, что советские солдаты и офицеры не имеют ничего общего с теми фантастическими злодеями, о которых трубила нацистская пропаганда.
Начальник политотдела 125-го стрелкового корпуса полковник А. И. Колунов, выступая на совещании, сказал, что, по его мнению, есть все основания предполагать, что в Берлине и некоторых других окруженных городах действуют подпольные силы сопротивления гитлеровцам. Об этом, в частности, свидетельствовала машинописная листовка, найденная нашими разведчиками на одной из улиц Берлина.
"Берлинцы! Всеми силами помогайте вступающим советским войскам открыть ворота Берлина, ибо каждый час войны только увеличивает вашу нужду и ваши бедствия, - говорилось в ней. - Следите за тем, чтобы никакие объекты (мосты, электростанции) не были разрушены или повреждены убегающими нацистскими бандитами"{15}.
Листовка не была подписана, но она убедительно доказывала, что в Берлине существовали и действовали антифашистские силы.
Мнение участников совещания было единодушным: необходимо всеми способами активизировать политическую разъяснительную работу среди местного немецкого населения. Имелось в виду ознакомление жителей с последними политическими и военными событиями, с положением на фронтах, с решениями Крымской конференции глав союзных держав, с высказываниями Верховного Главнокомандующего Советских Вооруженных Сил И. В. Сталина о немцах и Германии. Этим и занялись в ближайшие дни наши политработники.
Не все немцы - фашисты
Чем дальше продвигались советские войска в глубь Германии, тем яснее становилось для нас, чего стоят лживые заявления геббельсовской пропаганды о так называемом "единстве" немецкого народа, о якобы единодушном стремлении всех немцев защищать нацистский режим, фашистскую Германию, беспрекословно покоряться воле фюрера.
Не исключено, конечно, что до вступления советских войск на территорию Германии поведение немцев внешне, может быть, чем-то и напоминало такое единство. Ведь не секрет, что гитлеровские головорезы с беспощадной жестокостью подавляли любое сопротивление существовавшим в стране порядкам. Все прогрессивное, мыслящее, противоборствующее нацизму они старались либо истребить, либо упрятать в концлагеря, что зачастую было равнозначно физическому уничтожению. И все-таки "единство" немецкого народа, о котором до хрипоты кричали по радио наемные фашистские пропагандисты и писали в газетах подручные Геббельса, являлось самым настоящим блефом. Это было единство страха, покорности силе и беспощадному террору, данью ловкому политическому мошенничеству и результатом постоянного запугивания.
Теперь, когда шли бои за Берлин, мы все чаще слышали от немцев: "Нас обманули", "Фашисты много лет морочили нам голову", "Гитлер и его окружение - дерьмо, кровавые собаки, они - главные виновники наших страданий". Так заявляли рабочие, крестьяне, немцы среднего сословия и даже крупные промышленники и помещики. Конечно, далеко не всегда это произносилось искренне. И все же было очевидно, что не все немцы - фашисты. Многие просто свыклись с нацизмом, как с неизбежным, по их же словам, злом.
После начала боев непосредственно за Берлин я неоднократно присутствовал при опросах пленных солдат и офицеров из отрядов фольксштурма, на которые нацистская верхушка, как известно, возлагала немало надежд. Немецкое слово "фольксштурм" в вольном переводе на русский означает примерно то же, что "народное ополчение" (фольк - народ, ландштурм - ополчение). Беседуя через переводчика с пленными фольксштурмовцами, я задавал им множество самых различных вопросов, расспрашивал о социальном положении, партийной принадлежности, профессии, о степени обученности военному делу и о многом другом. Расспрашивал, разумеется, не ради любопытства, а для того, чтобы понять их психологию, чтобы уяснить, с каким врагом приходилось сражаться нашим войскам, соприкоснувшимся с частями фольксштурма. Поначалу казалось, что в фольксштурм вступали главным образом те немцы, которые душой и телом были преданы фашизму и были готовы до последнего дыхания, как утверждала геббельсовская пропаганда, защищать Берлин и "своего фюрера". Однако уже в результате первых бесед с пленными я убедился, что далеко не все они мечтали драться и умереть за фашистских главарей.
Если некоторые из захваченных в плен фольксштурмовцев порой еще хорохорились, утверждали, что они чуть ли не по собственному желанию стали "солдатами фюрера", дабы принять участие в обороне Берлина, то многие, наоборот, всячески пытались доказать, что вступить в фольксштурм их заставили эсэсовцы под страхом расстрела.
В большинстве случаев, по всей вероятности, так оно и было.
Вспоминается рассказ рабочего-стрелочника, с которым мне довелось беседовать на станции Руммельсдорф. Этот пожилой немец, инвалид, ничего не приукрашивая, говорил о том, как железнодорожники отнеслись к предложению нацистского офицера о создании отряда фольксштурма.
- Сначала офицер объявил добровольную запись в фольксштурм, - сказал стрелочник. - Из двухсот пятидесяти рабочих записались лишь трое - члены нацистской партии. Тогда эсэсовцы под конвоем увели всех остальных на передовую...
Показания пленных фольксштурмовцев и опросы местных жителей, в том числе берлинцев, с бесспорной очевидностью свидетельствовали, что у большинства немцев, в особенности у мужчин, создание фольксштурма не вызвало подъема. Многие считали эту меру нацистских властей по тотальной мобилизации актом отчаяния.
Таким образом, ставка фашистских правителей Германии на то, чтобы поправить дела на фронте за счет фольксштурма, уже в самом начале потерпела крах, оказалась ставкой обреченных: в так называемом фашистском "народном ополчении" не было и не могло быть ничего подлинно народного, ничего патриотического. Правда, на отдельных участках фронта подразделения фольксштурма оборонялись порой довольно упорно, но это упорство часто определялось страхом перед заградительными отрядами эсэсовцев. Ведь никто уже не верил в то время басням фюрера и его окружения. Значительная часть солдат-фольксштурмовцев, как показала жизнь, при первой возможности старалась сдаться в плен, а многие просто разбегались по домам, если им удавалось проскочить через пулеметный огонь эсэсовцев.