Осипов слушал Чумакова, а думал о своем, о том, что он волею старших поставлен командиром звена.
«Доволен ли ты, пилот, новым назначением? — спросил себя Матвей. И, подумав, ответил: — Доволен. Это признание моего боевого опыта. Теперь мерилом качества службы, возраста и жизненной долговечности стал бой. Умение и желание бить врага, умение ходить в огне, не теряя рассудка, определяют место человека в строю. Правда, не все в бою разыгрывается по нотам. Чаще бывает как раз наоборот. И это, наверное, закономерно, потому что борются две силы, два ума, два опыта. И кто-то один навязывает свою волю другому. Победа более сильного над слабым правомерна, если первый не допустит каких-либо существенных ошибок Однако и слабый, борясь за свое утверждение, постепенно превращается в гранит. Кто с кем в бою встретится? Слабый с сильным, два новичка или две равные силы — чистая случайность… Получается, что случайность и закономерность все время рядом, ходят рука об руку, и подчас невозможно разобраться в истинных причинах поражения или победы в бою».
Осипов тряхнул головой, чтобы избавиться от наседавших на него разных доводов, прогнал из головы путаницу случайного с закономерным и опять стал слушать комиссара.
— Бить врагов до полного их уничтожения. В этом наш партийный и гражданский долг, в этом сейчас весь смысл жизни военного, рабочего и колхозника, всех коммунистов, комсомольцев и беспартийных граждан нашей горячо любимой Советской Родины.
Моторизованные фашистские части были остановлены на реке Ирпень. И теперь противник сдерживался силами войск и ополчения на оборонительной полосе протяжением в пятьдесят-шестьдесят километров. Огненная дуга неправильной формы радиусом до тридцати пяти километров опоясывала город с запада, упираясь своими концами в Днепр южнее и севернее города.
Защитникам города помог контрудар советских войск с севера. Он в самый ответственный момент отвлек на себя восемь немецких дивизий. Этот контрудар в сочетании с активными действиями частей Красной Армии южнее Киева значительно ослабил войска первой танковой группы немцев. Линия фронта стабилизировалась, и, видимо, надолго. Авиация теперь всего активнее действовала в районе города, здесь шли воздушные бои и была сосредоточена бомбардировочная авиация. «Юнкерсы» каждый день бомбили переправы через Днепр и не давали планомерно снабжать войска, а места базирования фашистов не были известны.
Осипов получил задание найти, где находится главное гнездо «юнкерсов».
…Самолет шел над облаками. Поля белой ваты под самолетом закрывали больше половины видимого пространства и создавали в сочетании с земными красками впечатление ледохода, только кажущаяся вода была не голубой или серой, а разноцветной. Зеленая — это леса и луга, желтого цвета — хлеба. Иногда и на желто-зеленом виднелись разноцветные камешки — населенные пункты. Земля то медленно показывалась в окнах облачности, то вновь пряталась за белой скатертью. Если в «окно» падал солнечный свет, то видно было все до мельчайших деталей, если нет — внизу омут. Осипов поглядывал на меняющееся внизу разноцветье равнодушно, больше по привычке, но старательно осматривал небо, искал в нем врага. К этому его уже приучила фронтовая жизнь. По просьбе штурмана он увел самолет подальше от облаков, чтобы Василию было легче вести ориентировку через прогалины, но от этого самолет стал заметнее в голубом просторе. Матвей чувствовал себя неспокойно: как будто бы находился под перекрестными взглядами.
Ощущал их на себе, но не мог определить, откуда за ним смотрят. Желание спрятаться в облака и необходимость создания условий для работы штурману сделали из него двух человек. И каждый тянул в свою сторону.
— Червинов, не высоко мы забрались? Снимут нас с этой небесной лазури в два счета. Давай пойдем вниз. Будем идти к нижней кромке облаков впритирку. А при подходе к объекту разведки будем выходить под облака. Посмотрим, что надо, и опять вверх.
— Хорошо, командир. Под нами линия фронта.
Прошло десять минут полета, и Осипов вывел самолет под облака — аэродром был пустой. Вновь вверх. Еще пятнадцать минут белого, голубого, желтого мелькания, и снова вниз. И второй аэродром тоже оказался незанятым.
Новый курс, и самолет пошел на юго-восток вновь приближаясь к линии фронта, но теперь уже из тыла, с севера-запада.
Внизу, между облаками, показалось шоссе. Осипов помнил, что здесь, в развилке с железной дорогой, был до войны большой аэродром.
Он повел самолет со снижением, для того чтобы можно было через капот мотора все время видеть аэродром и успеть посчитать «юнкерсы». Ударили зенитки. Мимо. Матвей дал мотору полные обороты и ввел машину в разворот с набором высоты. Дело сделано, аэродром найден, и нужно быстрее уходить. Развороты вправо, влево, но все время вверх и вверх, к спасительным облакам. И все же немного опоздал. Один залп догнал. Грохнул разрыв снаряда, самолет тряхнуло, запахло порохом. Однако осколки не попали, обошлось. Облака. Матвей сменил в них сторону разворота и вышел наверх, к солнцу и голубому небу.
— Штурман, сколько насчитал?
— У меня получилось сорок «юнкерсов» и десять «мессершмиттов». Пойдем на север. Еще один аэродром посмотрим. Если что есть, то буду бомбить. Не везти же бомбы обратно.
Облака неслись навстречу. Летчики купались в облачной пене, и каждый новый нырок в облако сопровождался очередным потряхиванием и побалтыванием самолета, что создавало полную иллюзию бешеной гонки на моторной лодке по неспокойному морю. Облака-волны били в остекление кабин своими белыми барашками, отчего стекла временами покрывались водяной пленкой. Мелькание неба, земли, облаков утомляло, в кабине становилось то темнее, то светлее. Матвей был уверен, что в этих условиях его не увидят ни истребители, ни зенитчики. Наконец время полета истекло. Под самолетом показалась река. До аэродрома оставалось шесть километров пути — около минуты полета. Открылись люки. А что на аэродроме?
— Штурман, готовься. Доворачиваюсь на восточную границу аэродрома. На ней стоят истребители, а два взлетают. Это, наверное, для нас. Хотят если не встретить, то проводить с почетом. Аэродром-то в прицел видишь?
— Вижу, вижу. Теперь будешь по моим командам доворачивать.
И уже приказным тоном:
— Горизонт. Вправо три градуса!
Аэродром, эрликоновские снаряды и одинокий бомбардировщик неслись друг на друга. Волею случая из-за ветра на земле «мессершмитты» взлетали на север и пока уходили от Осипова. После сброса бомб он успеет уйти в спасительное бело-голубое мелькание, которое укроет экипаж и облегчит бой.
Самолет дернулся и накренился на левое крыло. Матвей услышал хлопок и посмотрел влево. На крыле, в районе опознавательной красной звезды, выросла розочка из разорванного и вывернутого наружу дюраля — попал снаряд.
Самолет вновь вздрогнул.
— Бросил бомбы на стоянку. Давай в набор высоты.
Машина пошла к облакам. А истребители врага, развернувшись на обратный курс и форсируя моторы, с дымом шли к бомбардировщику. Но лобовая встреча не состоялась: бомбардировщик ушел в облачность.
— Командир, давай влево на сорок градусов. Отойдем от аэродрома не в сторону линии фронта, а, наоборот, в тыл к немцам. «Мессеры» сейчас кинутся на восток, а мы уйдем на северо-запад.