Через час мальчик заснул на коленях матери, хотя еще с выражением страдания на личике, но уже без судорог.
Когда дыхание мальчика сделалось правильным, Марсова осторожно освободила из-под него руку и протянула ее Раисе.
— Я вам обязана больше чем жизнью! — признательно сказала она со слезами на глазах. — Чем я буду в состоянии отплатить вам?
— Вы мне ничем не обязаны, — возразила сухо Раиса.
Минута для сближения была выбрана неудачная: Раиса чувствовала себя неспособной прижать к груди сестру человека, который был причиной смерти ее родителей.
— Вы мне ничем не обязаны, — повторила она. — Вы же сами сказали, что я подаю помощь всем больным.
— Вы неумолимы, — с грустью сказала Марсова, — но сердце ваше великодушно.
Раиса покачала головой.
— Великодушие? — спросила она. — Не знаю, может быть… Бывают такие несчастные дни… Извините меня, сударыня, и будьте уверены, что я желаю вам только добра!
— Я это знаю, — проговорила Марсова. — Вы прогнали Мавру Мороз…
— Вы это знаете?
— Фаддей рассказал мне. Так вы не верите? — вскрикнула Елена с сильным возбуждением, так что едва не разбудила сына.
— Нет, я не верю! — твердо ответила Раиса.
На этот раз руки обоих женщин соединились в крепком пожатии. Взгляды их выражали полное доверие.
— А мой брат верит… — с грустью проговорила Елена.
Раиса помолчала.
— Когда заболел ребенок? — вдруг спросила она.
— Вскоре после чая!
— Что он ел?
— Ничего, так как не был голоден.
— Он хорошо пообедал?
— Да!
— В котором часу?
— Как обычно, в четыре часа.
— Мог он сам достать себе какое-нибудь лакомство? Или, может быть, он отравился мышьяком?
— Нет, это совершенно невозможно! — ответила Елена. — Еще до его рождения я приказала, чтобы подобных припасов не было в доме, так как боялась несчастья!
Раиса задумалась.
— Вы знаете, он съел пирожок с медом. Вы ему его дали?
— Нет, у меня их не приготавливают. Хотя он очень их любит, но мед ему вреден.
— А кто-либо из прислуги мог ему дать?
Марсова тотчас же вышла, чтобы расспросить у прислуги.
В ее отсутствие Раиса осмотрелась вокруг.
Эта светлая, веселая комната, где кровати матери и сына стояли одна против другой. Этот большой портрет долго оплакиваемого человека, весь этот внутренний покой — все говорило в пользу Марсовой… Ключи в шкафах, маленькое открытое бюро — все отгоняло мысль о преступлении.
Марсова вскоре возвратилась.
— Никакого пирожка с медом ни сегодня, ни в предыдущие дни никто ему не давал.
— Уверены ли вы в этом? — спросила Раиса.
— Совершенно уверена.
— Кто приходил к вам сегодня вечером?
— Никто… Лишь Мавра Мороз приходила за приказаниями.
Одна и та же мысль промелькнула в головах молодых женщин, и они в ужасе взглянули друг на друга.
— Никогда не оставляйте вашего сына одного, — сказала Раиса тихо по-французски.
Елена ответила жестом понимания.
— Какую пользу может принести этим людям смерть вашего ребенка? — спросила Раиса, помолчав.
— Имение подвергнется разделу, и они могут получить часть нашей земли! Они и так уже много расхитили, даже присвоили большой участок леса! Наконец, они меня ненавидят, а этого уже достаточно…
— Вы думаете, что они хотят сделать вам неприятность?
— Да!.. Кроме того, им представился бы удобный предлог сказать, что я…
— О! — воскликнула Раиса, ужаснувшись. — Вы думаете, что они посмеют…
— Ведь посмели же! Погодите, вы скоро убедитесь, что я права!
— В таком случае вас надо защищать!
— Кто меня будет защищать? — с горечью проговорила Елена. — Мой брат?.. Он не пожелал, а может быть, и не мог! Я совершенно одна против этих грубых мужиков, против людей, которые меня ненавидят! Я одна, чтобы защищать сына!
Крупные слезы полились из глаз Елены, орошая подушку, на которой покоилась головка ее сына.
— Ваш муж покончил самоубийством? — тихо спросила ее Раиса.
— Откуда вы это знаете? — удивилась Елена.
Она подняла на Раису свои прекрасные голубые глаза, обычно столь гордые и холодные, в настоящее же время полные мягкости.
— Потому что вы ничего не заявили властям и потому… что вы это думали… — просто ответила Раиса.
— И вы меня поняли? — прошептала пораженная Марсова. — Об этом никто не подумал! Как же вы могли догадаться?
— Потому что я женщина и сама много страдала!.. У вас есть какие-нибудь доказательства?
— Было одно, но я его уничтожила!
— И все же я не верю, что ваш муж — самоубийца!.. Те, которые не пожалели ребенка, могли поднять руку и на отца!