— Мне нужно поговорить с тобой, — сказала она.
— Почему? Что случилось?
— Ты слышишь? Сейчас же, — повторила Клер и пошла в кухню.
— Семейные неприятности? — посочувствовал старик.
— Не знаю, — ответил Борн в замешательстве.
— Ну что ж, это ваши проблемы. Я пока посижу немного с твоей малышкой.
Борн кивнул и нехотя отправился к жене. За спиной старик стряхивал снег с куртки и разговаривал с собакой.
— Что с тобой? Что случилось? — спросил он, входя. Клер стояла лицом к плите.
— Закрой дверь.
Он повиновался. Клер обернулась.
— Сегодня утром, как только вы ушли, я пошла в город. Сара вполне окрепла, так что я взяла ее с собой. Мы нашли в архиве те документы, о которых говорил старик. Пара здоровых томов, покрытых слоем пыли толщиной с палец. Я полистала их. Записи, конечно, не такие подробные, как он изображал, но все же достаточно полные. Так вот, здесь не было никакого мексиканца, которого линчевали, и не было никакой оспы. И город был построен не в 1879 году, а в 1890-м, и люди не были вынуждены уезжать отсюда. Просто золото исчезло, и они отправились на поиски лучшей доли.
Борн оказался не готов к такому повороту событий.
— Ты, наверное, пропустила что-нибудь. Может быть, есть другая версия.
Жена покачала головой.
— Нет, мы обыскали все. Мы даже проверили подвал и чердак. Поверь мне, там нет других документов.
— Разница в датах ничего не значит. Старика могла подвести память.
— Но это не объясняет историю с линчеванием и оспой.
— Ну, линчевание — это не то событие, которое хотелось бы отразить в документах. А оспа, должно быть, произвела на них такое впечатление, что им стало не до записей.
Клер снова покачала головой.
— Записи велись практически до последнего дня. Тот, кто их вел, написал, что в городе остались буквально считанные единицы жителей и что он прекращает вести книгу. Если бы здесь была оспа, он не мог не упомянуть о ней.
— Если у него нашлось время сделать последнюю запись, почему он не забрал книги с собой? Ты уверена, что они вообще относятся к этому Городу?
— Название города написано на обложках. Насколько я поняла, он собирался вернуться, но, видимо, почему-то не смог. Но дело не в этом. Старик — сумасшедший. Он опасен, и я это чувствую. Как только прекратится метель, мы должны уехать отсюда.
— Но куда?
— Мне все равно. Я боюсь за себя и за Сару. Мысль о Саре подхлестнула его. Он резко распахнул дверь и увидел дочку, сидящую у противоположной стены комнаты, укутанную в спальный мешок. Старик расположился у ее ног на полу, спиной к кухне, и рассказывал очередную историю. Борн прислушался.
— Это случилось примерно в такую же пору. Тоже шел снег, совсем как сейчас. Погода была не настолько плоха, чтобы невозможно было высунуть нос, но можно было понять, что дальше будет хуже и пора заканчивать свои дела и убираться отсюда.
Старик говорил тихо, монотонно, завораживающе, как будто от многократного повторения знал эту историю наизусть. Словно загипнотизированный, Борн медленно вышел их кухни и встал у стойки бара.
— И долина реки была похожа на эту, — продолжал старик. — Только там был не город, как здесь, а просто деревня, и жили в ней не белые, а индейцы. Они жили в вигвамах и согревались у костров. А женщины их ходили, завернувшись в одеяла от холода. Мне было шестнадцать лет, когда все это случилось, потом я уехал оттуда и поселился здесь.
Борн увидел, что Клер тоже подошла к бару и не отрываясь смотрела на старика. Он почему-то боялся услышать продолжение и в тоже время не мог остановить старика, будто находился в каком-то трансе.
— Ты понимаешь, они воровали лошадей. Но им этого стало мало, и они начали воровать скот. Двоих из них застукали, когда они пытались ограбить склад на пастбищах. Потом горожане поймали одного из индейцев, пристававшего к белой женщине, и линчевали его. С этого все и началось.
Похоже на историю с мексиканцем, подумал Борн. Сара, казалось, была полностью поглощена рассказом; она слушала, затаив дыхание и широко раскрыв глаза.
— Однажды мужчины города собрались вечером, крепко выпили, а к утру решили проучить этих индейцев. Человек сорок, вооружившись, оседлали коней и отправились в эту деревню. По дороге они пили, болтали, смеялись, стреляли в воздух. Не доезжая до места, все слезли с лошадей, потому что хотели подобраться тайно, и залегли на утесе, изучая местность. В это время шел снег, и они поняли, что нужно действовать быстро.
Но при этом не торопиться. Индейцы никогда не нападали в открытую; никаких всадников с ружьями наперевес, несущихся во весь опор, никакой стрельбы заранее. И белые решили поступить так же, чтобы у противника не было возможности собраться и дать отпор. Они спустились с утеса, договорившись подобраться к деревне и окружить ее, прячась в высокой траве. Они даже порадовались, что пошел снег — в метель легче подкрасться незаметно. Пустив по кругу последние бутылки, они двинулись в путь. Далеко за полдень они добрались до травы, а еще через час подошли к деревне вплотную.
Я был с ними. Мне тогда было всего шестнадцать, я уже говорил, и мне казалось, что все это жутко интересно. Они взяли меня с собой, а двух других мальчиков оставили сторожить лошадей. Я шел вместе с человеком по имени Арондэйл. Он был хорошим другом моего отца, но к тому времени отец уже умер и этот человек во многом заменил мне его. Он часто заходил проведать нас с матерью. Я думаю, он хотел жениться на ней. Ты не можешь представить, как я им восхищался. Он брал меня с собой на охоту и научил практически всему, что я сейчас знаю. Крупный мужчина. Мощные плечи. Лицо как скала. Хотя по натуре мягкий, как твой папа…
Клер стояла, прижавшись к нему. Борн был почти уверен, что старик почувствовал их появление, но просто не подал виду, продолжая тем же ровным голосом:
— Мы ползли с ним в траве. У меня был дробовик наподобие моей нынешней двухстволки. Никогда не забуду, какой жесткой была та трава, какой был снег и ветер. Я протер штаны и ободрал коленки. Мы с ним подобрались так близко, что могли видеть блестящие от жира лица их женщин. Он дал мне знак затаиться, и мы стали ждать. Понимаешь, мы договорились, что все должны занять удобные позиции и начать одновременно. Даже назначили срок — в две минуты шестого. Помню, как Арондэйл смотрел на свои карманные часы, у них еще стекло было треснуто — наверное, он где-то ударил их о камень. Потом на другом конце деревни раздался выстрел. Трудно было сказать, кто стрелял — наши или индейцы, но сразу поднялась такая пальба, что мы тоже вскочили и начали стрелять. Я помню, как недалеко от нас падали индейские женщины, я видел, как отовсюду выскакивали из травы наши люди. Арондэйл бежал впереди меня. Он убил огромного индейца, который, шатаясь, вылезал из вигвама, чтобы узнать, что происходит.