В страшное воскресное утро 22 июня 1941 года на всем фронте Западного особого военного округа завязались ожесточенные бои за Кольно, Ломжу, Граево, Цехановец, Брест – и не только за города, но за каждое селение, речку, бугорок.
Фронт был широк – около четырехсот километров, – и враг, конечно, легко находил слабые места на флангах дивизий и полков, обходил их и вырывался на оперативный простор.
Так получилось и на небольшом участке батальона Карпова. Лобовая атака передового гитлеровского отряда захлебнулась. Видя безрезультатность своих атак, фашисты нащупали фланги батальона, обошли их и зашли ему в тыл.
Это вынудило капитана отвести остатки значительно обескровленного батальона на следующий рубеж.
Прикрываясь небольшим отрядом смельчаков пулеметчиков, батальон отходил от рубежа к рубежу, останавливал гитлеровцев и заставлял их вступать в бой.
На последнем рубеже, в бою за шоссе Ведомля – Брест, осколком снаряда Карпов был тяжело ранен, и Железнов принял на себя командование батальоном. Отбиваясь от наседавшего врага, он отводил батальон к Жабинке. Теперь это был уже не батальон, а, скорее, полк, который рос и пополнялся за счет военнослужащих укрепленного района, отпускников, не нашедших своих частей, и особенно за счет запасников. Пополнился он и оружием. Появилась даже собственная радиостанция.
В бою под Черноницами Железнов находился на своем НП, расположенном на западной опушке небольшой рощицы. К нему явился командир связи штаба дивизии, который следовал с пакетом комдива в направлении Турна, куда отходил от границы второй стрелковый полк дивизии. Он рассказал Железнову, что дивизия, без артиллерии, ведет тяжелые бои на Варшавском шоссе и отступает на Кобрин.
– А где же артиллерия? – спросил Яков Иванович.
– Дивизионный артполк и другие артчасти на полигоне, где-то восточнее нас. Комдив послал туда уже двух офицеров, но от них ни слуху ни духу, – с огорчением сказал командир. – А без артиллерии, сами понимаете, трудно! Танки одолевают. Только полковая артиллерия, саперы да подрывники нас и спасают.
«Какая бестолковщина!.. – возмутился про себя Железнов. – Артиллерия на полигоне, зенитная – у черта на куличках!..»
Командир отправился дальше, а Яков Иванович еще долго стоял на месте в задумчивости. К опушке березовой рощи, извиваясь по дороге змейкой, двигался обоз с ранеными. Кругом все ухало, грохотало и свистело. Якову Ивановичу было видно, как подходили к окраине Чернониц танки.
Оставалась единственная надежда, что Тихомирову удастся фугасами преградить дорогу танкам. Но Железнов знал, что, когда батальон выходил на шоссе, Тихомиров уже израсходовал последнюю взрывчатку. А там на фоне деревни двигались танки и грохотали, как гром перед грозой. Казалось, вот-вот они ринутся на людей, прятавшихся во ржи необъятного поля. Стараясь сдержать охватившее его волнение, Яков Иванович ломал голову: чем остановить подготавливаемую врагом атаку?..
Из кустов донесся визгливый голос: кто-то распекал подчиненного, грозя ему расстрелом. По черному околышу фуражки с фасонистым козырьком Железнов узнал Паршина и послал за ним связного.
Паршин был крайне возбужден. Заикаясь и глотая слова, он доложил, что сапер, которого он отчитывает, потерял последний коробок спичек и теперь нечем зажигать фитили зарядов.
– Расстрелять подлеца надо! Ведь там танки… У нас есть еще на три фугаса… а он, накось, последние спички…
На Якова Ивановича смотрели карие умоляющие глаза плечистого сапера. Он, казалось, был готов сам броситься с зарядом под танк и кровью искупить свою вину…
– Как же так, Щукин? – не для острастки, а, скорее, для того, чтобы поддержать авторитет Паршина, спросил Железнов.
– Да я и сам казнюсь, товарищ полковник, – взволнованно ответил Щукин. – Если бы вы меня избили, мне было бы легче…
– На! И береги как зеницу ока! – Железнов протянул саперу коробок со спичками.
Щукин схватил коробок, громко выкрикнул:
– Есть хранить как зеницу ока! – и помчался в сторону деревни.
– Расстреливать надо врагов, трусов и паникеров. А за это расстреливать нельзя, – сказал Паршину Железнов. – Вызовите-ка лучше ко мне Тихомирова.
Тихомиров прибежал четверть часа спустя. По его измученному, в грязных потеках лицу катился пот. Он не замечал этого.
– Ну как у вас там, еще есть что-нибудь? – спросил Яков Иванович, страшась услышать отрицательный ответ.
– Есть! – Тихомиров, впервые не спросив разрешения, опустился рядом с Железновым на землю. – На складе нагрузили две машины мин и патронов и одну машину взрывчатки.
От радости Якоз Иванович обхватил Тихомирова за плечи:
– Какой вы молодчина! Большое вам спасибо, товарищ Тихомиров. – Он поднес ко рту Тихомирова папироску: – Курите! – Потом взял его под руку и вместе с ним прошел в окоп, где находился НП.
– Посмотрите на кирпичный дом! – сунул он Тихомирову в руки бинокль. – Возле него сосредоточиваются танки. Надо сделать так, чтобы они не вышли из деревни, пока…
– Будем отходить? – с тревогой в голосе перебил его Тихомиров.
– Подождем! Пусть обоз с нашими ранеными пройдет Ивахновичи. Потом будем отходить.
– Все же отходить?! – Тихомиров нахмурился и устало поднес руку к козырьку. – Все будет выполнено, товарищ полковник.
Железнов взял руку Тихомирова.
– Идите-ка в тенек, – сказал он, – скиньте сапоги, полежите немножко…
– Что вы, товарищ полковник… Сейчас не до этого!.. – У Тихомирова задрожали губы. – Как все это страшно, неожиданно рушится!..
– А семья ваша где?
– Семья? – переспросил Тихомиров и вздохнул. – Не знаю… – Усталые, со вздутыми венами руки, как плети, упали вниз.
Яков Иванович коснулся его плеча:
– Вот свяжемся со штабом дивизии и все узнаем…
Тихомиров кивнул головой и устало спросил:
– Разрешите выполнять?
Железнова тревожило отсутствие артиллерии.
«Эх, пушчонок сюда бы с дивизион, другая кадриль пошла бы!..» – подумал он и обратился к сидящему неподалеку начальнику штаба старшему лейтенанту Тарасову, которому в этот момент перебинтовывали руку: