– Это вам, для гадания, – улыбнулась она.
– Сколько сейчас времени? – спросила Вера, укоризненно взглянув на подругу.
Иван Севастьянович достал часы:
– Четверть второго.
– Наши ребята так и не приехали, – огорчилась Вера. – Не случилось ли у них чего-нибудь?
– Пошли домой мимо инженерного училища! – предложила Аня. – Заодно узнаем, будет ли у них сегодня концерт?
В училище тоже стояла необычная тишина. Не слышно было за окнами веселых песен, спортивная площадка пустовала, не разгуливали за оградой курсанты.
Девушки спросили у часового, будет ли сегодня концерт. Он удивленно посмотрел на них:
– Какой там концерт! Проходите, граждане! Часовому разговаривать не положено. – И отвернулся.
Девушки в недоумении переглянулись со Стропилкиным и пошли дальше.
– Что-то в училище, наверно, произошло! – сказала Вера. – Подождите меня, я попробую все-таки узнать у часового. – И снова пошла к училищу.
Аня и Стропилкин видели, как она подошла к часовому, слышали, как он что-то ей крикнул. Вера вдруг по-детски прижала ладони к щекам и бегом бросилась обратно.
– Война! Товарищи, как страшно! – на ходу кричала она. – Он сказал, что бомбят Брест, Белосток…
– С кем война? – в один голос испуганно спросили Аня и Иван Севастьянович.
– С Германией…
Вера видела перед своими глазами городок, где живут отец, мать, Юра… Городок бомбят… Вот они бегут по улице. А может быть?.. С трудом подавила она в себе страшные предчувствия. Ее бил нервный озноб.
Возвращались молча. Вера не заметила, как они дошли до дому. Удивленно взглянула на Ивана Севастьяновича, когда он, приподняв шляпу, попросил разрешения зайти после обеда. «Зачем он здесь сейчас?» – подумала она и ответила:
– Я уеду.
– Куда? – встревожился Стропилкин.
– В Москву.
В Москву Вера приехала в шестом часу и сразу же побежала на телеграф.
В зале было необычно много народу. Прижавшись в углу к барьеру, Вера быстро написала отцу телеграмму и встала в очередь.
Вокруг говорили только о войне. «Бомбят Брест, Белосток, Гродно…» – слышалось то там, то здесь. Вера ловила каждую фразу, надеясь от кого-нибудь услышать, что Красная Армия на границе разбила врага и выбросила его с нашей земли. Но люди только успокаивали друг друга тем, что это временная неудача, что не сегодня-завтра все кончится.
Вера никак не могла себе представить, что такие сильные, любящие свою Родину воины, как ее отец, Валентинов, Лелюков и их солдаты, могли отступить. «Этого не может быть! – думала она. – Они погибнут, но не пропустят врага».
Раздавшийся позади нее шепот: «Говорят, немцы во многих местах прорвали границу и ворвались в Брест…» – заставил Веру вздрогнуть. Ведь отец находился в командировке недалеко от Бреста. Ноги будто сразу отяжелели. Еле передвигая ими, Вера пошла вдоль очереди.
Пожилой мужчина, увидев испуганное лицо девушки, стал успокаивать ее:
– Вас интересует Брест? Не волнуйтесь, в Бресте, голубушка, все спокойно…
– Правда?.. Это правда?.. – глотая от волнения воздух, спросила Вера.
Когда подошла ее очередь и Вера протянула в окно свою телеграмму, ей показалось, что сердце ее остановилось: «Примут ли?..» Телеграмму приняли.
Вера перевела дыхание. «Значит, этот человек сказал правду!.. Не надо верить каждому слуху!..»
ГЛАВА ВТОРАЯ
Телеграмма, посланная Верой, до родных не дошла. Отец в это время, как мы знаем, был уже в боях на брестском направлении, а мать, брат и бабушка переживали все то, что пришлось пережить жителям пограничной полосы.
В то страшное воскресенье Нина Николаевна собиралась, взяв Юру, поехать вместе с семьей Валентиновых в лес и накануне даже напекла пирожков. Но на заре она проснулась от сильного грохота. За дверью послышался испуганный голос матери:
– Боже мой, Нина, что это такое?
– Что это такое? – с дрожью в голосе повторила Нина Николаевна. Оглянулась на Юру. Он крепко спал в своей не по росту маленькой кроватке. Разрывы послышались снова, теперь уж где-то совсем близко.
Дверь спальни распахнулась. На пороге в одной рубашке стояла Аграфена Игнатьевна. Ее бледное лицо с широко раскрытыми глазами было полно ужаса. Она бросилась к Юре, посадила его еще сонного на постели и стала одевать.
– Юрочка, голубчик, вставай!.. Проснись, родненький… – просила она его.
Тревожные мысли кружились в голове Нины Николаевны. «Что же делать? Куда спрятаться? Что с Яковом, жив ли он?» Она провела ладонью по лицу, как бы отгоняя то страшное, что уже виделось ей. Хотела одеться, стала искать блузку и искала до тех пор, пока не поняла, что держит ее в руках.
– Да хранит его господь… – перекрестилась Аграфена Игнатьевна. Она думала о том же, что и дочь.
– Бабушка, чего ты крестишься? – протирая сонные глаза, спросил Юра. Ему показалось, что начались военные маневры, но по лицам матери и бабушки понял, что произошло что-то страшное.
– Почему стреляют? – спросил он.
– Бог их ведает почему… – сдерживая слезы, ответила Аграфена Игнатьевна и стала зашнуровывать внуку ботинки.
– Что я маленький, что ли? – отвел он ее руку.
Надевая на ходу жакет, Нина Николаевна заспешила к входным дверям.
– Я сбегаю к коменданту, – крикнула она. – Закройте квартиру и никого не пускайте.
Аграфена Игнатьевна бросилась вперед, опередила ее и преградила дорогу:
– Не ходи! Яков сейчас приедет и все расскажет… Не ходи!
Нина Николаевна прижалась губами к влажной от слез щеке матери, осторожно отстранила ее и скрылась за дверью. Аграфена Игнатьевна подалась за ней, хотела вернуть дочь, но вблизи снова что-то грохнуло, дом пошатнулся, со звоном посыпались стекла. Ниже этажом кто-то выбежал из квартиры и дробно простучал каблуками по лестнице; за дверями квартиры Валентиновых заплакали дети.
На площадку выскочил Юра.
– Бабушка! Мне страшно!.. Иди домой! – закричал он, ухватил ее за юбку и потащил обратно в квартиру.
Ждать, когда вернется дочь, было мучительно для Аграфены Игнатьевны, а тут еще Юра изводил ее. После каждого разрыва он высовывался из окна, и бабушке приходилось удерживать внука. Причитая, старуха ходила по квартире, прислушивалась к каждому шороху, к каждому стуку на лестнице…