- Где-то в тумбочке.
Глава Двадцать Пятая
***
(Мария)
Утро второго дня. Утро протрезвления. Тоска, ужасная тоска схватила душу, попытки раздавить сердце…
Нога, моя нога вновь забыла, что такое чувствовать. Мертвая,… она и есть мертвая.
Одна отрада – это торчать весь день у Мигеля, читать ему книжки… Иначе рехнусь. Рехнусь…
Хотя, по-моему, это со мной случилось уже давно.
Что-то я путаюсь, надеясь на свою благоразумность.
***
- Мария. Ах, вот где ты? Так что, едем на прогулку?
- Спасибо, Лили… Но, давай, не сегодня…
- Чего это?
- Настроения… нет.
- Я тебе дам, «настроения» у нее нет! А, ну, марш по куртку и во двор!
***
Ночь кошмаров.
Ночь слез.
Ночь одиночества.
С каждым часом я все дальше и дальше от рассудка, и все больше отчаяния и пессимистичности разгорается в моем сердце.
Но ничего, ничего. Скоро утро. Утро! Утро третьего дня. А там и ночь, заветная ночь с Луи.
***
Бывало ли с вами такое, что знаете, знаете, точно знаете, что увидите егосегодня. Увидите. И пусть это - не свидание. НЕТ! Не свидание, а обычная, «вынужденная» встреча, вы все равно не находите себе места… Уже с самого утра готовитесь, наряжаетесь, примеряете платья…
Вот только с гардеробом у меня скудно – больничный халат, да и только.
- Мария, ты как курка несушка. Что случилось?
- Ничего.
- Родители придут?
- Нет, они же вчера были.
- А что тогда? Колись, давай, - игриво замигала бровками Лили и тут же присела на край кровати.
- Неужели я не могу посмотреть на себя в зеркало?
- Девочка, ты уже час в него как всматриваешься. Суженого-ряженого выглядываешь?
- Вот, дурочка ты. Придумаешь еще.
- Конечно, конечно, дурочка, - ехидно захихикала. – Как по мне, у тебя давно уже весна наступила. Вот только ты не хочешь мне признаться, кто и есть тот «самый»…
По-детски скривилась, показывала я ей языка.
- Вот видишь, точно! Я угадала. Но ничего, ничего страшного. Я у тебя все-таки выпытаю. Попомни мои слова. Я просто так не сдамся.
- Я тоже упрямая.
- Ха! Значит, все-таки я права! Мужчина тут замешан!
- Может быть, может быть.
- Не может, а так и есть! Только вот кто? Признавайся, Мария Бронс! ПРИЗНАВАЙСЯ!!!
- Уж не сегодня это произойдет, мой милый кат. Не сегодня.
- Ладно, ладно… Я терпеливый палач. Терпеливый,… - игриво зарычала и клацнула зубами.
***
Одиннадцать вечера… за дверьми стихли голоса, доносилось лишь одинокое шорканье.
… его не было…
Двенадцать ноль-ноль. … Ноль одна, ноль три…
… пятнадцать минут, двадцать, тридцать три…
Час ноль две.
… ноль три…
… ноль семь…
Два часа двенадцать минут.
Каждая минута казалась для меня последней. Уже не раз пыталась выбраться назад в кресло, добраться до подоконника и с жадностью всматриваться в окно…
Останавливалась, осекалась.
Я верю, верю…
Он ПРИДЕТ! Ведь как иначе? Он, он не подведет!
Нет!
Нет?
Два часа сорок семь минут.
Обижено закусила губу. Зарылась лицом в подушку.
Ненавижу… НЕНАВИЖУ!
… и люблю…
Люблю!
Люблю!!
Люблю!!!
Несмело скрипнула дверь.
Как током пронзило. Нервно дернулась.
- Привет, - устало прошептал. Неспешно прошел внутрь. Медленные, рястяжестые шаги. Подошел ближе.
- Привет, - едва слышно прошептала. Я всматривалась ему в лицо, всматривалась в глаза и пыталась понять, что его мучает. Что произошло… - Что-то не так?
- А?
- Что-то случилось? Чего такой грустный?
- Только что с самолета. Был по делам в Италии. Устал, как собака. Прости, что задержался. Зашел еще к Мигелю.
- Как он там?
- Держится. Говорит, что завтра результаты его анализов придут. Надеюсь, хорошие. А ты как? Что там было у тебя с ногой?
- Ногой? Ах, ногой… Растяжение… Так, поболела немного, напомнила мне о себе, о том, что еще есть, телепается, и вновь отмерла.
- Ничего, с каждым разом действие усиливается. С каждым разом все отчетливей и отчетливей будут изменения.
- А как это вообще происходит? – не удержалась, не удержалась от вопроса…
- Как? – невесело улыбнулся. – Пью кровь у больного, и чем чаще эта зараженная жидкость попадает мне в тело, тем сильнее мой организм пытается справиться с этим ее изъяном. Очистить. Так, в моей крови появляются вещества, специфические, целенаправленные на уничтожение очагов болезни или исцеление омертвелых тканей донора. И как только едва ввести ее в организм хворого – тут же начнется реакция по устранению проблемы. Сначала, первые раза четыре-пять, это почти незаметно. Слишком мало ферментов, антител и прочих нужных веществ, но затем, когда мой организм перенасытится «больной» жидкостью, тут же начнется активная реакция. Проблема в том, что вы под наблюдением врачей. Будут вопросы, попытки познать причину столь явных перебоев, хоть и положительных. Что же, будем надеяться на лучшее… Как бы странно не прозвучало, будем надеяться на их халатность. Лояльность…
Тяжело сглотнул.
- Ты, сама-то, как? Чего такая измученная?
Пристыжено улыбнулась. Покраснела.
- Скучала…
Промолчал.
Шумно вздохнул.
Несмело присел на край кровати, у самых ног. Заботливо поправил одеяло.
***
(Луи)
Скучала…
Знала бы ты, как я сходил с ума. Как переживал…
Но нельзя, нельзя поддаваться чувствам. Нельзя.
***
(Мария)
- Ты, наверно, уже спать хочешь? Сделаем быстро?
- НЕТ! – чуть не поперхнулась своей слюной. Я ждала, ждала, молилась на этот час, а он говорит мне, что я хочу «спать»? Да я готова вечность вот так сидеть рядом с ним и не спать…
Удивленно вздрогнул.
А чего он ждал? Какой реакции?
Глупец.
Нахмурилась. Обиделась.
- О, как мы губки надули, - вдруг Луи подсел ко мне ближе и тут же обнял за плечи, прижимая крепко к груди. – Лучше расскажи мне что-нибудь хорошее. Чем занималась все эти три дня, пока меня не было?
- Ничем…
- Как ничем? Мигель говорил, ты ему Булгакова читала.
- Читала…
- Вот видишь, а говоришь, что ничем.
- Разгадывала с Лили кроссворды. С соседом мистером Хойком играла в «дурака».
- И кто кого?
- Он мухлюет, - пробубнила я с наигранной обидой. Ведь разве можно тосковать, разве вообще можно грустить в его объятиях?
Ай!!!!!! Я схожу с ума!!!!
- Так ты бы ему лычек нащелкала, или хочешь, я его проучу? Ты что, уже спишь?