Резко позвонил телефон. Дубенко взял трубку, заметил, что на ней густо осела пыль, брезгливо поднес к уху.
— Слушаю... Николай? Уже половина седьмого? Ты разыскивал меня? Да, я немного вздремнул, Коля. Неожиданно попал к себе. Сейчас приеду. Хриплый голос? Все в порядке. Вполне здоров, Николай.
ГЛАВА XIX
Трунов принял Дубенко в одной из комнат штаба. Они сидели на диване, шуршащем накрахмаленным чехлом. На полу лежал афганский ковер с пышной бахромой, на стене, напротив, висела картина «Тильзитский мир». Император Александр шел на пакетботе к островку Немана для переговоров с коварным завоевателем Европы.
Николай был в новеньком кителе, тщательно вычищенных сапогах, выбрит и даже надушен. Богдану стало стыдно за себя. Он обнаружил — брюки вздулись на коленях колоколами, туфли в грязи, рубашка не первой свежести, на шляпе пятна от автола.
— Что хорошего, Богдан? — спросил Николай.
— Хорошего мало, Николай.
— Вижу по обмундированию.
— Заметил?
— Ну, как же. Привычка, в армии служу. На гражданской грязный костюм — признак деловитости.
— Ты не очень, — шутливо огрызнулся Дубенко, — генерал может командовать, были бы только телефоны под рукой, а наш брат, производственник, лезь в каждую дырку.
Трунов внимательно приглядывался к нему.
— Ты сегодня мне что-то не нравишься, Богдан. Лицо бледное, помятое. Так нельзя зарабатываться.
— Николай, — вспыхнул Богдан, — я пока тебе не подчиняюсь непосредственно.
— Богданчик, — он полуобнял его, — сердишься? Что случилось?
— Полотно и виадук разбомбили.
— Знаю.
— А завод нужно вывозить, знаешь?
— Тоже знаю.
— А что мы своими силами ковыряться будем три дня, тоже знаешь?
— Не похвалюсь, не знал. Что тебе нужно практически?
— Твоей помощи, Николай.
— Все понятно, Богдан. Через часок на месте вашего мелкого происшествия будет железнодорожный батальон. Своих людей не отпускайте. Гуртом и батьку бить легче.
— Спасибо, Николай. Мне казалось, что ты не сумеешь помочь мне.
— Если бы помогать только тебе, пожалуй, подумал бы. — Николай прищурил глаза. — Ведешь ты себя плохо.
Дубенко привстал от изумления. Краска залила его лицо.
— Ты брось, Николай... если ты помог мне...
— Не тебе, дурень, нашему общему делу... А чего ты покраснел?
— А, брось, ну тебя... а если бы мне лично, не помог бы?
— Вот что! За что тебе помогать? Валю куда сбагрил?
«Неужели он что-либо узнал или догадывается?» — промелькнуло в мозгу Богдана.
— Я отправил Валентину в Москву, — сказал он, стараясь не смотреть на Николая.
— Точно уверен?
— Уверен ли я? — у Богдана захолонуло сердце. — Что случилось с Валей?
— А ты ее, оказывается, любишь, бродяга. Даже в лице изменился. А она беспокоится, какие-то там измены... какие-то блондинки...
— Блондинки?!
— Конечно, ее фантазия. Чего жены не нафантазируют. Им кажется, что за их мужьями всю жизнь охотятся какие-то блондинки. Простим нашим женам, Богдан.
— Но, что с Валей?
— Ты ее проводил?
— Проводил.
— В вагон усадил?
— Усадил.
— Ручкой помахал?
— Как ручкой помахал?!
— Ну, поезд при тебе тронулся?
— Нет, я спешил на завод и она меня отпустила... Поезд был задержан. Как раз подошли санитарные с фронта.... Ну, что ты тянешь?
— Все понятно. Может быть, хочешь повидать свою жену?
— Повидать?!
— Ну, что ты изумляешься! На тебе лица нет. Как будто бы ты узнал ужасную новость. Радоваться нужно, дурень. Раз повидать — значит она где-то близко. В городе она.
— В городе, — Богдан еле подавил волнение, — не может быть.
— Работает в эвакогоспитале № 1124.
— Это безобразие, — возмущенным голосом произнес Богдан. — Это безобразие!
— Никакого безобразия нет. Не хочет покидать тебя.
— Это ты ее надоумил.
— Не будем вникать в подробности, Богдан. Вчера звонила она мне. Над заводом висело зарево. Ну, беспокоилась о своем благоверном.
— Я сейчас же поеду к ней.
— Э, нет. Не найдешь.
— Эвакогоспиталь 1124. У меня отличная память на цифры.
— Цифру-то я тебе и соврал, Богданчик! У нее сейчас много работы — скажу по правде, поехала с санитарным к фронту...
— Ты с ума сошел?
— Ну, ну. Ты не кричи. Теперь понимаю беднягу Валюшку. Пусть работает...