Рамодан приостановился при выходе возле колонны и нагнулся к уху Богдана:
— Не следует никогда забывать этой ночи... Вот как покумовала нас судьбина...
Голубые лучи рыскали по небу. Орудийная канонада, стоявшая все время в ушах, сливалась с неумолчным шумом, напоминавшим рокот океанского прибоя. Это по главным магистралям, протянувшимся через город, проходила армия.
На улицах — баррикады. Они возникли повсюду и совсем недавно, но уже нельзя было представить города без них. Возле баррикад орудия. Посты. Ежеминутные окрики, светлое пятнышко фонаря на пропусках и разрешительное: «Проходите».
Шла тяжелая артиллерия на новый огневой рубеж. Скрежетали и поблескивали гусеницы тягачей, глушители раскалены до-бела. За орудиями покачивающимися квадратами шли бойцы. Люди шли спокойно, как и полагается для того, чтобы на новом месте продолжать прерванную работу.
В небе гул чужих моторов. Навстречу побежали прожекторы, заработали зенитки. Но вот взвился столб огня и зарево осветило северо-восточную часть города. Резко очертились крыши, трубы, колпаки водосточных труб и силуэты людей на крышах. По улицам двигались автомашины, пехота, полевая артиллерия на конной тяге, понтоны, дальнобойные зенитные орудия, снятые с противовоздушного пояса. Бесконечный поток людей и техники шел организованно, в порядке.
— Танковых частей не вижу, — сказал Рамодан, — может, кто знает моего Петьку?
— Ранили же его...
— А может, и не ранили. Что же он, не написал бы мне из госпиталя?! А может, нет в живых моего Петьки...
Рамодан на ходу всматривался в лица бойцов, проходивших бесконечной вереницей. Он забыл, что его Петька танкист. Но все равно, разве найдешь в этом море суровых и обожженных боями и солнцем голов худенького Петьку.
Автомобиль, который должен был отвезти Дубенко в Рамодана на завод, ожидал на панели. Шофер поставил машину в притирку к самому зданию.
— Хорошо, что пришли. Столько хозяев на нашу машину, ужас, — сказал шофер.
Дубенко заехал домой. Рамодан остался ждать внизу. Богдан взбежал по лестнице наверх. Валя поджидала его, стоя у распахнутого окна. Стекла позванивали от стрельбы, и на них играли огоньки пожара. Внизу доносился все тот же рокот. Изредка в темное небо летели пунктирные линии трассирующих пуль, взвивались ракеты, разбрызгивая голубой свет.
— Я думала, ты не придешь.
Валя обняла его за шею. Он почувствовал ее холодные губы.
— Пойдем, Валюнька. Попрощаемся с домом.
Они присели, Богдан снял кепку. Потом они поднялись, еще раз поцеловались и направились к выходу.
— Мы разве все бросим, Богдан?
— Вряд ли будет время и возможность возиться с вещами.
— Разреши мне взять мой желтенький чемоданчик.
— Ты собрала его?
— Да.
— Возьми, пожалуй.
— Там все то, что нужно мне и тебе на первый случай. И вот это я возьму на счастье, Богдан, — она приколола к груди безделушку, купленную в Мексике, — неизвестный по названию матерчатый цветок с двумя зелеными листиками. Богдан принял из ее рук чемодан светложелтой кожи — тоже его подарок из Америки — любимый чемодан Вали.
Они на минутку приостановились в дверях, окинули последним взглядом свое жилище и переступили порог.
— По этой лестнице бегал Алеша, — сказала Валя.
— Да.
— Тебе как будто все безразлично...
— Нет.
— И ты тоже вспомнил сейчас нашего Алешу?
— Вспомнил.
Она приникла к его руке, и слезы обожгли вожу.
— Перестань, Валя.
— Как тяжело... Невыносимо тяжело и обидно...
— Мне тоже не легче, Валюнька. Возьмем сердце в руки, так писал нам Тимиш.
Они спустились. Богдан положил чемодан в машину.
— Надо ехать поскорее, — сказал Рамодан, — ишь какой гул. Человека не слышно. Тут мотоциклист проскочил, где-то на левом фланге немцы прорвали оборону.
Шофер не мог протолкнуться. Вперемежку с воинскими частями двигались беженцы. Шли женщины, заспанные плачущие дети, ковыляли старики. Беспощадный злобный враг стучался в ворота. Никто не ждал от него пощады.
Баррикады, с оставленными щелями для проезда, мешали движению. На линии стояли трамваи. Их подвели к баррикадам, чтобы заткнуть бреши. В вагонах лежали мешки с песком. Возле баррикад дежурили ополченцы, — обвешанные гранатами. Город много делал «карманной артиллерии» — ее с избытком хватило на всех.