— Проверил? — спросил Рамодан.
— Все в порядке.
— Сколько человек точно?
— Двадцать четыре. С тобой двадцать пять.
— Важно знать, а то как бы кого не прихватило взрывом.
— Майор звонил?
— Только что... Самолет готов. Там подвезли пять раненых командиров — просят отправить в Москву. Придется тебе прихватить. Они только из боя... Жарко... Еще триста танков бросил немец...
— Тогда мы не сумеем всех на самолет, Рамодан, если возьмем раненых.
— Я приготовил автобус. Поставили у виадука, чтобы не поломало при взрыве. Там обеспечивает Белан.
Рамодану позвонили из горкома. Трунов отходит? Приготовиться? Есть, приготовиться. Все в порядке... Транспортом обеспечены. Раненых принимаем на «Дуглас». Сам? Сам выскочу на автобусе. Не выскочу? Не может того быть. У Дубенко руки не дрожат... Ну, что ты, не знаешь Дубенко... Рамодан положил трубку. Он старался сдержаться, но непроизвольно подрагивала челюсть. И глаза как-то сразу ввалились и окружились черным. Дубенко спросил, еле сдерживая внутреннюю дрожь:
— Отходим?
— Да. Приготовиться. Ожидать условного сигнала. Спрашивал насчет тебя. Ты что-то насчет психологии с секретарем балакал?
— Так, в дружеской беседе, — сказал Богдан, — такие дела не обходятся без психологии...
Дубенко вышел. Дождь усиливался. Он поднял воротник реглана. Струйки стекали по пальто. Резко стучали в ушах орудийные выстрелы. К ним присоединились глухие минометы. Подъехал санитарный автомобиль. На подножке стоял один из коммунистов, дежуривших в воротах.
— Хоменко привезли, Богдан Петрович, — сказал он, — подолбали немного. Генерал Трунов послал сюда. Приказал вывезти самолетом.
К Дубенко подошла девушка-медсестра, неловко козырнула.
— Принимайте раненого. А мне обратно, туда...
— Он сам может двигаться?
— Раздробило руки миной. Как-то неудачно попало... Ополченец...
Девушка помогла сойти Хоменко. Он посмотрел на Дубенко. «Вот до чего произвели» — буркнул он.
— Пройдите в блиндаж, товарищ Хоменко. Сестра, помогите ему...
— Под землю не пойду. Посижу тут, — сказал Хоменко.
— Здесь небезопасно.
— На завод посмотрю. Имею право?
Девушка захлопнула двери, села рядом с шофером, и машина покатила, чавкая шинами по мокрой траве. Дождь усилился. Хоменко присел на пенек, положил руки на колени и смотрел, как набиралась на марле кровь.
— Руки мастерового помешали Адольфу, — покривившись от боли, произнес он.
Из блиндажа выскочил связной.
— Товарищ Дубенко! Просят вас!
Дубенко спустился. Рамодан говорил по телефону.
— Что там, Рамодан?
— Через пятнадцать минут, — Рамодан осмотрелся. — Где раненые?
— Там один Хоменко. — Богдан, пристраиваясь у индукторного телефонного аппарата, вынул часы и положил перед собой. — Снимай посты, Рамодан.
Последним спустился отец. Он старательно очистил в тамбуре сапоги, снял шапку и стукнул прикладом винтовки об пол. Дубенко пересчитал глазами всех. Каждый из этих людей проходил перед ним, как страница какой-то трагической книги. Двадцать пять — вместе с ним. Двадцать пять человек, которые никогда не забудут друг друга.
Отдаленный взрыв тряхнул землю. За ним последовал второй. Колыхнуло переговорную трубу, выведенную из блиндажа наружу. На пол упал кусочек земли. Рамодан снял кепку, вытер вспотевший лоб.
— Где рвали? — спросил Тарасов, наливая воды в кружку.
— Водохранилище и электростанцию.
— Включай! — громко сказал Рамодан.
— Включаю!
Дубенко ощутил в руках черный карандашик ручки индукторного аппарата. Покрутил. Прислушался. Дрогнула совсем близко земля. Свист, как будто вверху пронесся ураган огромной силы. Еще раз... и еще... несколько последовательных взрывов. Тротил и динамит, заложенные под фундаменты, взметнули в воздух труды их рук... Все сидели, склонив головы и опершись на винтовки. Пальцы, ухватив оружие, закостенели. Поднялся побледневший Дубенко. Пригнувшись, чтобы не задеть притолоку, он вышел из блиндажа.
Когда последний человек скрылся в блиндаже, Хоменко встал и пошел к заводу. Руки он держал перед собой. Если он поскользнется, будет больно. Эта мысль вошла в его сознание и не покидала даже тогда, когда он вспомнил, что время ограничено короткими минутами. Он побежал по аэродрому, разбрызгивая воду из луж, но быстро запыхался и подходил к заводу уже усталый, измотанный. Потом остановился, отдышался. Брошенный всеми кирпичный корпус завода был перед ним. Еще несколько усилий, и он попадет к себе, к тому месту, откуда его хотели увезти. К тому месту, куда приходили иногда жена и дети. Он поднял руки, на залоснившиеся колени упали несколько капель крови и покатились по голенищу. И в это время огромный конус огня и камня выпрыгнул перед ним, прокатился грохот, его швырнуло...