На месте завода, в бурно подымающемся пламени, стояли выщербленные стены. Гарь и седой пепел. Люди, вышедшие наружу, сняли шапки, повинуясь какому-то единому порыву. Капли дождя упали на их обнаженные головы. Пепел все больше и больше кружился вокруг. Первым надел шапку Дубенко и твердо сказал:
— Пошли, товарищи.
— Мы не можем найти Хоменко, — догоняя Богдана, сказал Рамодан.
— Как же так? — как бы очнувшись, спросил Дубенко и остановился. — Вы поискали вокруг?
— Тарасов слышал, как Хоменко еще тогда сказал: «А я пойду принимать смену».
Дубенко ничего не ответил и пошел. Камни и большие глыбы железобетона, отшвырнутые взрывом, попадались на пути. Поле боя! Но только не было воинов.
Вот и Хоменко. Что-то привело Дубенко именно к этому месту. Хоменко лежал, примятый к земле. Кусок швеллерной балки, пронесшийся как осколок чудовищного снаряда, рассек и придавил Хоменко. Он раскинул руки, точно пытаясь убрать их от удара.
Хоменко освободили от придавившей его балки и понесли. Вот длинная канава — следы вырытого кабеля. Силой взрыва из канавы выдуло воду. Труп положили на дно и завалили камнями — почерневшими обломками завода...
Канонада стихала. Они ускорили шаг. Прошли дубовой рощицей, оскальзываясь на намыленной глинистой дорожке. Молодые дубки шумели над их головами. На полянке, освещенной заревом, Дубенко приостановился, подсчитал всех. На всю жизнь запомнит он эту страшную дождливую ночь. Сердце окаменело. Челюсти сошлись так, что, казалось, не в силах было разжать их. Колыхались спины товарищей, освещенные блесками огня.
Автобус приткнулся у железнодорожной насыпи, вблизи виадука. Валя появилась внезапно. Она пошла рядом, и Богдан ощущал ее справа своим локтем. Она ничего не сказала ему и только, когда сели в автобус, нагнулась к нему и поправила шарф на его оголенной шее.
— Ничего, Богдан, — сказала она успокоительно, — ведь ничего другого не оставалось.
Майор Лоб встретил их у самолета.
— Всех не заберу, — заявил он, — не трамвай.
— Мы поедем на автобусе, — сказал Рамодан.
— Протолкнетесь? Дороги забиты...
— Проедем полевыми, — заявил шофер, — дороги знаю. Не полезу в кашу.
— Белана уговорите, — майор потолкал пальцем в темноту. — Если погрузить все его барахло, не оторву свою старуху.
Белан, пыхтя, втаскивал в самолет чемоданы и корзины. Жена совала швейную машину, тазы, завернутые в клеенку, одеяла и подушки.
Дубенко поднялся по трапу в самолет, и оттуда полетели чемоданы, узлы и многое из того, что успела погрузить чета Беланов.
— Партизанщина, — грозился Белан, — я ему покажу...
— Когда он успел! — возмущался Лоб, проталкиваясь в самолет. — Приказывал же не пускать — пустили. Вы с нами, Богдан Петрович?
— Я поеду на автобусе.
— Разрешите мне выполнить приказание высшего начальства, — майор вытащил бумажку, присветил фонариком-карандашом, — вот список за подписями тройки. Майор Лоб должен доставить наряду с другими Дубенко и... его жену. Майор Лоб солдат и он должен выполнять приказания начальства. Помогите там женщине, бортачи. Не хочет? Что я буду канителиться, пока меня за огузья не вытащат гусары смерти... Приказываю...
— Я попрощаюсь с Рамоданом. — сказал Дубенко.
— Прощайтесь и будьте исполнительны.
Валя поднялась в машину. В руках она держала неразлучный чемоданчик.
— Может быть, мы на автобусе, Богдан?
— Устраивайся, Валя, — он увидел чемодан. — Я приказал выбросить чемоданы Белана, а ты...
— Тут у меня все. Я не брошу его.
Майор осторожно разжал ее пальцы, и чемодан уплыл куда-то в темноту самолета.
— Я заплачу, — сказала Валя.
— Плакать женщине не вредно, — прохрипел над ухом Лоб, обдавая табачными запахами, — но пока нет причин. Майор прибрал ваш чемодан в надежное место, в хвост. Хозяин он своему хвосту или нет?
Богдан попрощайся с Рамоданом, подошел к отцу.
— Полетим со мной.
— Нет, — старик отрицательно качнул головой. — С Рамоданом будем догонять последние эшелоны. По всему видать, они дальше Лисок не дотянули.