— У себя в квартире.
— Дома осталась?
— Здесь.
— Не понимаю.
— Пойдемте.
— Я пошел подменять дежурного, — сказал Тарасов. — До свидания, товарищ Романченок. А может, к нам пересядете?
— Невыгодно. Своим эшелоном скорей дотянем до места. Литерный. Кстати, предупрежу там Рамодана, чтобы к вашему приезду оркестр состряпал и два эскадрона кавалерии на правый фланг.
Валя радушно встретила Романченка. Он сбросил у входа в «квартиру» свои волчьи унты и сидел веселый, посвежевший, поджав ноги и охватив колени сильными кистями рук.
— Как хорошо, что вдруг мы с вами встретились, — обрадованно оказала Валя, — какие-то все люди... родные стали... Несчастье, что ли, сблизило?
— Ну, какое там несчастье, Валя. Простите, что я вас так величаю. Побольше машин, побольше машин. Техника нужна на фронте, как воздух. Тогда может быть и о счастье заговорим.
Они пили кофе, который приготовила Валя на неугасимой керосинке, ели черный хлеб. Чашек не было. Пили из стеклянных консервных банок. Романченок принес с собой струю свежего воздуха в этот домик на колесах, который так долго двигался к месту своего назначения.
— Встретил на Шахуньи горняков с Донбасса, — рассказывал Романченок. — Едут в Кизел на уголь. Поведали, как пришлось шахты взрывать. Вспоминают и плачут... Честное слово. Такие крепкие, здоровые шахтеры, и плачут. Куда ни глянешь, столько рассказов, что голова становится дурная. На сто лет вспоминать хватит. Спасибо, хозяюшка, за угощение. Давно такого отличного кофе не пил.
Серый день повис над лесом, заснеженным первой метелью. На крутой насыпи собрались летчики, моряки. Они стояли вокруг костра и пели:
Летчиков перебрасывали на работу в новые воздушные арсеналы страны. Они двигались туда, куда шли заводы. Это были летчики испытатели: рядом с ними стояли инженеры — военные представители на заводах, производящих самолеты, оружие и броню. Всем хотелось на фронт, они считали оскорблением своей воинской чести уходить в тылы. Но страна требовала этого подвига. Да, это был большой подвиг — уйти в тыл, когда все существо рвалось туда, в беспримерное историческое сражение, решающее судьбу родины.
Моряк в бескозырке, с мужественным лицом, с расстегнутым воротом бушлата, обнажавшим полосатую тельняшку, стоял неподвижно, опираясь на полуавтоматическую винтовку. Одна рука у него была забинтована. Дубенко заметил увлажненные глаза его. Моряк пел о родной Украине. Богдан почему-то вспомнил Максима Трунова. Где он сейчас, могучий, оскорбленный старик? Где Тимиш — двадцатисемилетний парубок, познавший всем существом своим правду освободительной войны? Он ползет где-то сейчас под огнем минометов и орудий на штурм врага, а может, лежит, раскинув мертвые руки, подставив свой лоб ноябрьскому снегу, который падает, падает и тает... Может быть сейчас более счастливы те, кто сражается там?
Мимо проносились эшелоны. На помощь Москве шли новые дивизии сибиряков и уральцев, дивизии лучшей русской пехоты, не раз выручавшие родину в тяжелые дни.
Проносились поезда с орудиями, патронами. Высокие платформы с авиабомбами, пульманы с пулеметами и снарядами и поезда с танками. На танках бились зеленые брезенты, как крылья пойманных птиц. Хотелось бесконечно умножать эти поезда. Орудия их были нацелены на Запад!
Может быть, отсюда начиналась победа?
Эшелон шел на Восток. Все дальше и дальше отодвигалась родная Украина.
Ночь... Оборвался лес, и впереди, точно брошенное на снежную равнину ожерелье, засверкал огнями поселок. Первый освещенный поселок на их долгом пути. Они пересекли зону затемнения. Все выскочили из шалашей, тормозных будок, открыли двери теплушек. Люди, исстрадавшиеся по свету, увидели свет. Здесь тоже была Родина, здесь горели огни России!
ГЛАВА XXIV
Дубенко перебрался в эшелон к Романченку и довольно быстро продвинулся к месту, где предполагалась встреча с Рамоданом. По пути Дубенко проверял свои эшелоны, поставленные на отстой на станциях и полустанках. Третья очередь эвакуации, шесть составов и триста двадцать четыре вагона медленно, но продвигались к конечному пункту.
В пути он инструктировал начальников эшелонов, договаривался с военными комендантами и при помощи Романченка и еще нескольких человек из военных представителей проталкивал свои составы. Месячный срок, данный ему правительством для передвижения, скоро кончался. Еще через месяц завод должен был приступить к выполнению той программы, какую они выполняли на месте, и уже в следующий месяц дать тридцать пять процентов увеличения выпуска боевых самолетов.