— Тургаев где?
— Ты что-то сразу принялся по-деловому, по-директорски. Пойдем, помоешься, поешь, что бог послал, может быть, и стопку найдем ради такого праздника, а потом все пойдет по-другому.
— Тургаев где? — снова переспросил Дубенко.
— Да там уже. На новом месте. Двести сорок вагонов разгрузки, сейчас мои сто пятьдесят кончают. Тяжеленько пришлось, если бы не пособили местные люди, просто караул кричи...
— Надо пойти в управление дороги, — предложил Дубенко, — как только эшелоны начнут прибывать, так чтобы их без задержки посылали к месту. Надо спешить — сроки знаешь?
— Звонил же по телефону. Знаю... Значит, прямо в управление? А людей ты не напугаешь? Погляди на себя в зеркальце.
Дубенко взял из рук Рамодана круглое зеркальце и увидел совершенно чужое лицо: намерзшие брови и ресницы, запавшие щеки, покрытые густой щетиной, начинающей уже распускаться в натуральную бороду, усы, торчавшие, как у ежика, ввалившиеся глаза.
— В самом деле, свинство полное, — сказал Дубенко, — просто неприлично. А все же в управление пойдем, Рамодан.
В управлении дороги их немедленно принял заместитель начальника дороги, молодой человек с тремя звездочками на черных петлицах гимнастерки. Он молча выслушал Дубенко, посмотрел на него своими черными, измученными от бессонницы глазами, и просто сказал:
— Ваши эшелоны я обязуюсь сам протолкнуть немедленно к месту, товарищ Дубенко. Мы сейчас работаем по-фронтовому.
— Спасибо, — поблагодарил Дубенко, шедший в управление с некоторым предубеждением. Но из короткого разговора в этом теплом кабинете, таком теплом, что Дубенко даже разморило, он понял, что железнодорожники тоже солдаты и готовы всячески помочь ему.
— Благодарить не за что, — сказал зам. начальника дороги и приподнялся, — делаем одно дело. Надо разбить Гитлера. Читали сегодня?
— Ну, как же!
— Вот это все...
Он улыбнулся хорошей улыбкой, пожал им руки, и вскоре его голос, иногда запальчивый, иногда убеждающий, услышали все диспетчеры дороги. Эшелоны авиазавода должны были итти без задержки.
ГЛАВА XXV
Очередной эшелон должен был притти к вечеру. Ночью поступали еще три. Отсюда их переправляли уже по горнозаводской линии в Предуралье. Рамодан провел Дубенко в комнаты для приезжающих Наркомата угля. Рамодан встретил здесь знакомых до Донбассу и они приютили его. Дубенко сходил в баню, поужинал, наконец, за настоящим столом, накрытым скатертью. Девушка, подававшая ужин, неожиданно оказалась женой крупного командира. Она тоже эвакуировалась, тоже с Украины, и работала здесь в столовой. После бесконечных мытарств по поездам, в метели и непогоды, все казалось настолько неожиданно приветливым, родным, что Дубенко чувствовал, как быстро восстанавливаются его физические и духовные силы. Здесь все было по-настоящему, тыл жил уверенно и чисто, и люди, попадавшие на места, попадали как бы домой. И вот, наконец, он мог лечь на холодные чистые простыни, укрыться одеялом и вытянуть свободные ноги. Дубенко прикрыл глаза, сладкая истома смертельно уставшего человека разлилась по его телу, и он заснул.
Утром он проснулся рано. Рамодан спал, уткнувшись носом в подушку, охватив ее руками. Одеяло сползло. Дубенко постоял над приятелем — «будить или не будить?» — уж очень сладко спал Рамодан. Решил разбудить. День приносил свои заботы. Нужно было договориться в обкоме партии, договориться с Угрюмовым, — уполномоченным Государственного Комитета Обороны по их заводу. Рамодан проснулся после короткого окрика, посмотрел на Дубенко, улыбнулся и, быстро спустив ноги с кровати, спросил: «Не проспал, Богдане? Ты бы меня сразу же растолкал. Что-то я тоже немного того... приустал...»
Дорогой в обком выяснилось, что Рамодан первый раз за трое суток по-человечески отдохнул. Секретарь обкома был занят размещением танкового крупного завода. Из отрывочных телефонных звонков секретаря Дубенко стало ясно, что он действительно попал в богатый край, располагающий колоссальными возможностями. Пожалуй, завод попал на настоящее место.
Оставив Рамодана в обкоме, Дубенко отправился к Угрюмову. Навстречу вошедшему в кабинет Дубенко из-за стола приподнялся плотный человек в серой коверкотовой гимнастерке.
— Ожидаем вас уже несколько дней, — сказал Угрюмов, пожимая руку Дубенко, — я уже послал по линии запрос-розыск. Может, думаю, приболел где-либо в пути.
— Все обошлось благополучно, тов. Угрюмов. Приехал вчера вечером — сегодня думаю двигаться дальше.