Кое-кто не верит в возможности здесь культурного производства и пытается навсегда закрепить этот первоначальный хаос «мироздания». Но задача, поставленная нам — серийный, увеличивающийся в количествах выпуск машин — невыполнима кустарными способами. Культура должна быть и здесь, хотя кругом воют ветры, шумит тайга.
В моем кабинете стоит наш «Червоный прапор» — переходящее красное знамя, заработанное нашим заводом на Украине. Вчера пришли горняки, они работают в шахтах, эвакуированы из Донбасса. Все они прошли возле знамени, трогали его руками, читали дорогие слова. Она захватали края своими «угольными» руками. Пусть! Это следы благородных рук великой гвардии тыла. Знамя вернется на Украину. Мы с Урала будем бить по фашизму и победим. Но, чорт возьми! Как дорога мне Украина, каким сладким сном кажется то прошлое. Как я вдвойне понимаю теперь Тимиша, он раньше меня узнал горечь потери и расставания. Я пишу ему ежедневно, но от него не получаю писем.
Угрюмов позвонил и требует не прибедняться, а сделать завод, как завод. Завтра приходят котлы, недостающие нам калориферы, оборудование компрессорной и вооружение для самолетов.
Угрюмов широко развернул производство дельта-древесины. Сегодня звонили из наркомата и предложили работать над новой конструкцией самолета. «Деревянный алюминий» даст все тот же щедрый Урал. Угрюмов будет доволен. Тургаев возглавил конструкторское бюро, и я освобождаю его от стройки. Завертелось еще одно колесо. Завод начинает крутиться как следует. Попрежнему холодно, но скоро, скоро пустим теплую воду, задымит наша котельная, загудят компрессоры. Уже стеклим окна, меньше стало ветра в цехах. Люди иногда поднимают уши шапок...
Валя чувствует себя все хуже. Пришла Виктория и сделала мне выговор, что я не обращаю внимания на свою жену. Она сказала мне, что нужно запретить Вале работать на непосильной работе. Надо ее жалеть. Виктория совершенная противоположность Лизе — женщине с зелеными глазами. Несмотря на расстояние, довольно не маленькое, Лиза находит время видеть меня, хотя бы мельком. Ей наплевать на Валю, которая что-то подозревает. Напрасно. Единственное, в чем можно признаться — Лиза привлекает, к ней тянешься, как к ядовитому, красивому цветку.
Мы все грязны, заняты только работой, грубы. Даже жены инженеров-техников. Все одеты в ватные спецовки, валенки и пимы из шкур телят и собак.
ГЛАВА XXXI
— Богдан, она опять приходила сюда, — сказала Валя, страдальчески искривив губы, — как-то стыдно, Богдан, смотреть на нее, в манто, в невозможной шляпке, которую сносит ветер. Наступит время, и мы оденемся, но сейчас я не могу помириться...
Валя присела на табурет и лениво стащила с себя куртку. Куртка упала на пол. Валя развязала тесемку и волосы ее упали на плечи. Она тряхнула головой, прикусила губу и долго смотрела на глазок печки. Там играло белое пламя. Щеки Вали, побледневшие вначале, покраснели.
Богдан прикоснулся к ним губами, ощутил нежный пушок и хорошую кожу. Валя не шелохнулась. Когда же он попытался поцеловать ее губы, она отвернулась и покачала головой.
— Не надо. Я сейчас поем супу и, если ты разрешишь мне, я лягу. Хорошо?
— Валюшка, я сейчас приготовлю тебе постель, — сказал Богдан.
— Я скажу спасибо тебе, — Валя чуть-чуть улыбнулась.
Дубенко откинул одеяло, взбил кулаками подушки, предварительно сдунув с наволочек крупинки гари, поправил матрац. Ему хотелось угодить жене, сделать ей лучше, помочь. Но одновременно он чувствовал, что она в чем-то подозревает его.
— Неужели ты ревнуешь меня? — спросил Богдан.
— Нет.
— Но почему ты тогда говоришь о ней?
— Может быть, мера предосторожности. Может быть, какое-то подсознательное чувство. Я даже не могу тебе объяснить... Прости меня, Богдан, я не должна была тебе говорить этого, все глупо, беспочвенно и, вероятно, очень наивно, но я говорю...
Она вяло ела суп. Не докончив тарелки, отодвинула, намазала маслом хлеб, откусила кусочек, отложила и сказала:
— Ты разрешишь мне лечь?
— Ну, конечно, Валюша.
В кровати она лежала, смотря перед собой, но, поймав взгляд мужа, позвала его, посадила рядом, погладила его шершавую руку.
— Ты еще пойдешь туда?
— Пойду. Какие-то неполадки в монтаже арматуры термических печей.
— Мне иногда хотелось бы называться не Валентиной, а... Арматурой. — Она улыбалась, пожала его руку... — Какая счастливая арматура, ей только бы и быть женщиной. Ну, иди, родной. Поцелуй меня на прощанье. Я засну, и завтра точно в срок буду на ногах. Я уж второй день режу стекло алмазом. Ни одного не испортила. Таким образом, я приобрела еще одну профессию — стекольщика. Сейчас я мучила тебя какими-то пустяками. Имя моей соперницы — Арматура. А что, ведь и в самом деле — новое женское имя!... Я засыпаю... Поцелуй меня...