— Расскажите нам что-нибудь о себе, — попросила хорошенькая рыжая девушка из отдела снабжения. Она совершенно забыла о пицце, которую держала в руках, устремив полный обожания взгляд на грека.
— Боюсь нагнать на вас тоску, потому что истории моей Родины значительно интереснее, чем моя биография.
— И все же приоткройте завесу тайны, — заговорила Люда. Конечно, разве можно было обойтись без нее?
Вытянув длинные стройные ноги, она кокетливо накручивала прядь светлых волос на палец и бросала томные взгляды в сторону гостя. Пашка, видя ее попытки привлечь к себе внимание, казался спокойным, но я заметила, с какой силой он сжимал бутылку минеральной воды. Я устроилась неподалеку, в тайне немного обижаясь на то, что меня никто не позвал.
— Вы все-таки грек или итальянец? — задала вопрос пышнотелая брюнетка, присаживаясь рядом с Ником. Имени ее я не знала, но отчего-то начинала тихо ненавидеть.
— Мой отец грек, а мать итальянка. Вот и вся тайна.
Мужчина сидел спиной ко мне, я не могла видеть его лица, но успела уловить горечь в его словах, будто разговоры о семье причиняли ему боль. Впрочем, его переживания не должны меня волновать, найдется, кому его утешить и не только.
— А вот и Ника! Присоединяйся, раз вышла на работу на день раньше. Мы ждали тебя только завтра.
Марина приветливо помахала мне рукой. Надо же, и она тут, слушает этого иностранца, будто других занятий нет. Я только качнула головой, не желая становится частью фанатского клуба имени Николаоса Керкирэоса. Пусть наслаждаются обществом друг друга.
Я отошла в сторону, взяла у Пашки многострадальную бутылку минералки и сделала несколько жадных глотков. Мне не было совершенно никакого дела до того, с кем грек проводил время, пусть хоть роман заведет с кем-нибудь из них. Ни одна из присутствующих девушек не ответит ему отказом, стоит только поманить.
— Ты в порядке? Отпуск уже наскучил? — спросил Павел.
— А? Что случилось? — попыталась сконцентрироваться на заданном коллегой вопросе. Неужели и правда перепутала даты? Давно меня так не тянуло на работу.
— Тебе как будто неприятно находиться здесь, на этом импровизированном пикнике и, знаешь, не тебе одной.
— Паш, выбросил бы ты ее уже из головы.
Не было необходимости называть имя: мы оба понимали, о ком идет речь.
— Рад бы, — парень вздохнул, — но не могу.
— Тебе бы родиться рыцарем в Средние века и воспевать свою даму сердца. Современные девушки вряд ли оценят всю глубину твоих чувств.
Видимо, последние слова сказала слишком громко, потому что сразу несколько людей обернулись.
— Далеко не каждый может понять другого человека, тем более, принять его, довериться, — произнес Ник. Теперь не он, а я была в центре внимания.
Я инстинктивно повернулась в его сторону, но не увидела его там, где ожидала. Мужчина стоял, прислонившись к стволу могучего дуба, и сам был подобен этому дереву — такой силой веяло от него.
ГЛАВА 17
— Я расскажу вам одну историю, а вы решите, так ли отличаются люди ушедших эпох от наших с вами современников.
Красивый низкий голос Ника привлек общее внимание. Я тоже нехотя прислушалась.
— В XII в. во французском графстве Анжу располагался женский монастырь Цецилии Римской. Число послушниц и монахинь в нем было невелико, но они вели праведный образ жизни, посвящая все свое время молитвам и заботе о ближних. Господь благословил их труды, и обитель ни в чем не знала недостатка. Монастырь, в котором каждый нуждающийся мог рассчитывать на кров и пищу, привлекал внимание не только нищих и паломников, но и некоего Этьена Клема, мелкого феодала, решившего расширить границы своих владений за его счет. Под покровом ночи он напал на святую обитель и только вовремя подоспевший отряд Алена Жуанвиля не дал свершиться насилию над невестами Христа. Бой был коротким, но крайне жестоким. Жуанвиль получил тяжелое ранение и остался в монастыре залечивать раны. Первое время за ним ухаживала совсем юная послушница Авелин. Ее облик и кроткий нрав соответствовал ее имени — она была столь же пуглива, как маленькая птичка. Стоит ли удивляться, что проводя много времени вместе, молодые люди не только лучше узнали друг друга, но и полюбили. Ален умолял девушку стать его женой и покинуть обитель, но она долго не решалась последовать зову сердца. Не будучи в силах решиться на столь отчаянный шаг, она обратилась за советом к настоятельнице. Последняя тут же приказала Жуанвилю покинуть монастырь, назвав его дьяволом в человеческом обличье, искушающим невинные души. Авелин она заперла в келье, приказав ей денно и нощно отмаливать свои грехи, и посадила послушницу на хлеб и воду, да и те полагались девушке лишь раз в сутки.