— Веро, — он взял меня за руку, заставив отвлечься. — О чем задумалась?
Я отрицательно покачала головой, но он не был бы собой, если бы так сразу сдался.
— Я хотел сделать все правильно, но, боюсь, твой отец снова откажет мне, поэтому спрошу тебя: ты станешь моей женой?
Господи, он словно мысли мои читал! От него ничего нельзя скрыть, да и не хотелось. Только и я понимала его чувства лучше, чем раньше. Было что-то в его голосе, что насторожило меня: надежда, смешанная с обреченностью, тайна, которую он не мог мне доверить, и которой тяготился.
— Да, — ответила я и тут же была подхвачена на руки, прижата к груди любимого и зацелована на глазах прохожих. Только после этого он надел кольцо на безымянный палец левой руки.
Врач запретил мне говорить шепотом, поэтому я позволяла себе только редкие слова, чтобы не напрягать связки. Любуясь редкой красоты камнем, уточнила:
— Аметист?
— Да, — ответил Ник.
Он смотрел внимательно, будто ждал, что я вспомню нечто, о чем он не мог сказать, а я боялась спросить. Эта недосказанность пугала, но внезапно я осознала: все дело в проклятии, том самом, которое должно быть снято, о котором Ник обмолвился лишь однажды, но не имел права раскрыть подробности — гейс, странное понятие, дамокловым мечом* висевшее над нами. Лишь это открытие омрачало радость сегодняшнего дня.
ГЛАВА 32
Мы с Ником оба валились с ног от усталости, когда этот бесконечно длинный день закончился. Поужинали и сразу отправились спать. Рядом с любимым я испытывала непередаваемое чувство защищенности. На улице моросил дождь, резко похолодало, а отопление раньше октября ждать было бессмысленно, поэтому его тепло, его близость были особенно желанны. Я хотела любить его, принадлежать ему, но стоило мне понять, что он разделял мои желания, почувствовать, как его руки, лаская, скользнули вдоль моего тела, как перед глазами вспыхнула иная картина: похотливый взгляд, запах вина, грубая сила. Я зажмурилась, сжалась, мечтая забыть тот кошмар, но не смогла.
Ник поднялся, сел напротив меня и задал ожидаемый вопрос:
— Ты расскажешь, что именно тебя беспокоит?
— Нет, — промолвила и отвернулась.
Говорить об этом было больно и стыдно. Обидно до слез — обрести возможность быть с любимым человеком и страдать от навязчивых состояний, мешающих жить.
— Если хочешь побыть одна, я уйду, — произнес Николаос, но я обняла его за шею, прижалась так сильно, что едва могла дышать. Без него я едва ли справлюсь со своими страхами. Стоило ли бороться, если его не будет рядом?
— Отвези меня завтра к Ахметову, — попросила его.
Психолог был моей единственной надеждой вернуться к нормальной жизни. Он раньше меня понял проблему, с которой я столкнулась, и только он мог мне помочь. Я хотела быть счастливой и сделать счастливым Ника, быть ему и женой, и другом, и когда-нибудь в будущем стать матерью наших детей. Впервые задумалась об этом только сейчас и даже начала понимать Люду. Хотелось абсолютной гармонии в отношениях. Пусть я никогда не ставила секс во главу угла, но и мириться с этой ситуацией, отказывая себе в близости с любимым человеком, не собиралась.
— Хорошо, Веро, — ответил Ник.
Он снова лег и потянул меня за собой. Я устроилась у него под боком, положив голову ему на грудь. Я была благодарна ему за то, что он ни на чем не настаивал, не стал больше задавать вопросов. Не сразу, но уснула, убаюканная размеренным ритмом его сердца.
***
Если есть на свете справедливость, то судьба должна одарить Ахметова всеми земными благами. Он принял нас уже на следующее утро, отменив какие-то личные дела. Не стал давать пустых обещаний, но сумел успокоить меня. Узнав, что вскоре я уеду в Грецию, дал контакты своего друга Костаса. Последний, как оказалось, был в курсе моей ситуации, следил за достигнутым прогрессом и был готов помочь. Я знала, что они часто созванивались, но не предполагала, что греческий врач так заинтересовался мной.
— Если хочешь, останемся здесь еще на какое-то время или вернемся позже? — спросил Ник.
Я знала, что любимый пойдет мне навстречу, сделает так, как я попрошу, но в то же время чувствовала, что должна поехать с ним. Та самая интуиция, которая не давала мне покоя, но часто предостерегала от необдуманных поступков, просто кричала о том, что мне нужно отправиться в Грецию как можно скорее.