В Янине пришлось задержаться. Здесь жил Костас Хадзитис, на встречу с которым мы отправились уже на следующий день. В пути я только и делала, что смотрела в окно, наслаждаясь необычными видами южного города, соединившего в себе элементы греческой и турецкой архитектуры разных эпох. Наступила последняя неделя сентября, но осень совсем не чувствовалась. Было по-летнему тепло и солнечно. Мне хотелось верить, что это хороший знак, хотя это были просто особенности климата Греции. Здесь осенью значительно теплее, чем у меня на Родине.
Новые впечатления позволили на время отвлечься от грустных мыслей, но, стоило мне войти в кабинет психолога, как волнение накрыло с головой. После приветствия и знакомства Костас сразу предложил провести сеанс гипноза. Он не знал русского языка, а по-английски говорил очень плохо, так что Ник фактически превратился в моего переводчика. Я выразила сомнение в том, что можно загипнотизировать человека, когда он не понимает ничего из сказанного. Психолог, напротив, ни минуты не сомневался в успехе, утверждая, что обязательно поможет мне. Его глаза горели от нетерпения, будто он, наконец, получил долгожданный подарок. Может быть, писал диссертацию и моя история оказалась кстати?
— Не волнуйтесь, я буду говорить по-гречески, на одном из старых диалектов, — пояснил Костас. — Так нам будет проще общаться во время сеанса.
— Тогда я тем более не смогу понять вас.
— Вы уверены в этом, Вереники? И все же давайте попробуем!
Мало веря в успех, я тем не менее легла на кушетку и попыталась сосредоточиться на маятнике в руках мужчины. Он использовал иной метод, чем Ахметов, для погружения в транс, но меня волновал только результат. Стоило Хадзитису замолчать, как я очнулась, но в ином времени и пространстве.
Женщины вели меня под руки. Каждый шаг давался с трудом. Я не видела дороги не только из-за плотного покрывала на голове, спадавшего складками до земли, но и из-за слез. Проплакала всю ночь, умоляла отца не отдавать меня Аполлинарису, но тот остался глух к моим словам. Устав слушать мои стенания, он схватил меня за волосы, заставив запрокинуть голову и посмотреть в его глаза.
— Позор семьи! — воскликнул отец. — Мои сыновья и братья погибли, защищая нашу землю, а дочь спуталась с этим проклятым варваром! Хвала богам, что твоя мать не дожила до этого дня.
— Папа, зачем ты говоришь такие страшные слова?
— Горе мне! — крикнул он и оттолкнул меня. Я упала на земляной пол, сжалась, ожидая удара, но отец не прикоснулся ко мне.
— Папа, этот брак разрушит мою жизнь. Пощади, во имя Геры!
— В ногах у мужа будешь валяться, благодарить его за то, что он взял тебя, несмотря на все слухи, заплатил все наши долги. Хорошо хоть у тебя хватило совести не отдаться этому проклятому римлянину и сохранить чистоту тела, раз уж душу ты запятнала предательством своего народа.
— Я люблю его. Он не виноват в гибели наших родных, он такой же солдат, как твои сыновья.
— Замолчи, бесстыжая!
На этот раз отец не сдержался и ударил меня, наотмашь, не жалея силы, и оставил одну, заперев дверь комнаты.
Утром тетка напоила меня каким-то отваром для поддержания сил, но он странно подействовал на меня: во всем теле ощущалась слабость. Я позволила женщинам надеть на меня белый хитон и покрыть голову свадебным покрывалом. Вышла вслед за ними к гостям. Как во сне повторяла слова брачной клятвы, находясь под действием дурмана, лишавшего меня воли к сопротивлению. Все ждала, когда закончится его действие, но церемония подошла к концу, отгремели звуки процессии на пути в дом будущего мужа и свадебного пира, а я все еще с трудом передвигалась. Со вчерашнего дня ничего не ела, и этот только усугубило мое состояние.
Когда в комнату вошел мой муж, когда, не обращая внимания на мои протесты, повалил на пол, я, собрав последние силы, сказала:
— Ты оправдываешь свое имя Аполлинарис, разрушитель! Я ненавижу тебя!
— Кричи, сколько хочешь, только теперь ты моя, Иола. Не он, а я стал твоим мужем, меня ты станешь ублажать каждую ночь, моих детей будешь рожать.
— Будь ты проклят! Лучше смерть! — воскликнула, чувствуя тяжесть его тела, придавившего меня к земле, грубые руки, запах вина.
Ужас накрыл удушающей волной. Вместе с ним пришла боль.
— Очнись! Все дурное осталось в прошлом, — голос Костаса постепенно возвращал меня к действительности. — В этот раз ты сильнее, тебя есть, кому защитить, ты справишься.
Я понимала грека ровно до того момента, как очнулась от гипноза. Словно в подтверждение сказанных им слов Ник сжал мою руку. Я никогда не видела любимого таким: боль, ненависть, презрение исказили черты его красивого лица. Конечно, он же был рядом, все слышал, а мне было стыдно за свое бессилие, пусть даже события относились к далекому прошлому. Хотелось спрятаться от всего мира, очиститься от грязи и начать все сначала.