— Вперед! — выкрикнул он. — Бегом! Марш-марш!
Пленные ускорили шаг. "Народ на Соборной площади! Что там случилось?"
Появление немцев никого не испугало, люди не бросились врассыпную. Это поразило Бегальке, но, сразу же овладев собой, он закричал:
— Расходись! Собираться запрещено!
Никто не шелохнулся, все стояли, смотря куда-то вверх. Бегальке задрал голову и не сразу поверил своим глазам: на колокольне развевался красный флаг. "Какая наглость! Сорвать! Сейчас же сорвать флаг!"
Унтер взглянул на пленных и не узнал их. Из лагеря вышли истощенные, грязные, измученные люди. Сейчас их плечи распрямились, разогнулись спины. Это были другие… опасные люди!
— Повернуться спиной к флагу! — крикнул он срывающимся голосом.
Пленные скорее догадались, чем поняли приказ немца, но продолжали стоять неподвижно, точно вросли в землю.
— Спиной! Повернуться спиной! — орали конвойные, угрожая автоматами.
— Разогнать толпу! — прохрипел Бегальке.
— У нас боров так хрипел, когда его резали! — сказал кто-то.
В толпе засмеялись.
Этот смех ошеломил гитлеровца. Они смеются! Смеются над солдатами фюрера!
— Краус! Немедленно — к военному коменданту! Сообщи! Нужна рота автоматчиков — расстрелять толпу!
Еще слышен был топот сапог Крауса, когда в толпе раздался голос Гурко.
— Расходитесь, братцы! — крикнул он. Дальше! Дальше отходите, видите, господин унтер-офицер сердится! Переходи на ту сторону! Веселее!
— Парень верно говорит! — сказал босой старик. — Расходитесь, граждане. Вдруг колокольня обвалится.
Толпа поредела. Люди по два-три человека стояли в разных концах площади. Взоры их по-прежнему были устремлены на колокольню.
Вскинув автомат, Бегальке дал по флагу очередь. Но, должно быть, у него дрожали руки: флаг, словно насмехаясь, пламенел на ветру.
Тогда Бегальке кинулся к колокольне. На бегу он крикнул конвойным:
— Пленным лечь на землю! Не поднимать головы! В случае неповиновения — стрелять!
— Ложись! Ложись! — заорали немцы, тыча в спины пленных прикладами.
Пленные распластались на земле. Конвойные успокоились. До сих пор им было не по себе. Их осталось только четверо, а пленных — одиннадцать. И еще эти люди в разных концах площади!..
Лежа на земле, Юрась слегка приподнял голову и вдруг заметил невдалеке продавца вишен. И тут же мальчик вспомнил, когда он впервые увидел его. Ну да! Старик приходил к отцу и спрашивал дорогу к Кручине.
— Братцы, ложись! — закричал вдруг Гурко.
Вслед за ним бросились на землю все, кто стоял поблизости. В ту же секунду раздался оглушительный взрыв. Грохот рухнувшей колокольни заглушил вопли двух раненных конвоиров. Кирпичные осколки со свистом рассекли воздух. Густая розовая пыль заволокла площадь.
— Бей их, братцы! Кирпичами! — раздался из толпы чей-то возглас…
Юрась не видел в этом розовом тумане, кто оторвал его от земли.
— Бежим, браток! Третья скорость!
По голосу он узнал Гурко.
Темной дождливой ночью лодка бесшумно ткнулась носом в травянистый мысок, и три человека вышли на берег. Четвертый остался сидеть в лодке.
— Может, передумал, возьмешь меня? — заговорил тот, что остался в лодке.
— Опять свое! Да пойми ты, пойми, что в Зоричах ты нужнее! Оккупанты не подозревают тебя. Безобидный старик, бывший почтальон…
— Они еще узнают, какой я есть безобидный старик! Прощевай, Яков Максимыч!
— До свиданья, товарищ Кручина. Значит, вчера у тебя все прошло хорошо?
— Всех перевез. Они уже на базе… вас ждут. Юраськой интересовались, беспокоились, жив ли…
— Кто обо мне беспокоился, дедушка Кручина?
— Дружки твои лагерные. Которые сбежали во время взрыва… Ну что ж, еще раз прощевай. Яков Максимыч. Прощевай и ты, Владька, и ты, Юраська! Отца-то успел повидать?
— Нет…
— А что так?
— Нельзя было, — сказал Спивак. — Придет время — свидятся.
— Тимофея-то Петровича, поди, возьмете в отряд? — ревниво спросил старик.
— Тимофея в отряд? Пусть не надеется! На своем месте он сейчас один целого отряда стоит. Так и передай ему.
— Обнимите его за меня… — сказал дрогнувшим голосом Юрась.
— Будет исполнено. Только скажу наперед: разобьем германа — выдерет тебя батька. Помяни мое слово — выдерет!
Юрась тихо рассмеялся:
— Пусть… Я согласен. Теперь согласен…
Дождь усилился.
— Возвращайся, друг, — обратился Спивак к старику. — Нам тоже пора. Надо успеть до рассвета…
Дождь перешел в ливень. Синие молнии секли небо, над головой грохотали взрывы. Три человека упрямо шли в глубь леса, навстречу новым испытаниям.