- Если это все, что нужно, чтобы узнать, как найти сокровище - то я согласен, - осклабился искатель.
Знаки начертаны, а затем - удар и боль. Холодный камень и снег.
***
Помедлив всего несколько секунд, Краузе ринулся назад, к Нанулону. Страшная тень еще извивалась за стеной снега.
- Эй, северянин!
Нанулон слегка обернулся, смерив Клауса одним глазом.
- Чего тебе, жертва? Голову отшибли? Сказал же - беги!
Сам не понимая, зачем пришел назад, Краузе спросил:
- Кто это? Кто идет за мной?
- Мать! Ты что, не знаешь, во что ввязался? - Клаус не шелохнулся, и северянин покачал головой. - Тебя принесли в жертву! Почти. Начертали знаки, чтобы привлечь Мать, ударили по голове и возложили на алтарь! Тобой хотели задобрить духов зимы, чтобы метель утихла... Я даю тебе уйти - нужно быть идиотом, чтобы остаться!
- Я ищу сокровище! Сокровище Матери!
- Найдешь только смерть. Иди, глупый таежник, пока можешь! Никакие сокровища не в силах оплатить жизнь! Ты ранен и растерзан морозом, а все тянешь руки к золоту и каменьям...
«Так вот, значит, как», - подумал Краузе. Шаман обманул его, как ребенка. Просто обвел вокруг пальца, запутал туманными фразами, решил просто задобрить его плотью своих духов. Конечно, на что еще годен самоуверенный таежник, пришедший за сокровищем севера?.. Не надо было идти в стан клана. Значит, оставшиеся напарники давно мертвы и либо тоже принесены в жертву богам, либо присыпаны снегом и оставлены в болотистых пустошах, пока трясина не сожрет трупы по весне. Клаус снова осмотрелся, но вокруг царил только снег, скрывая окрестные земли. Куда ни подайся - сплошь тундра, пустоши и смерть... Куда же идти, где искать убежища? И что здесь делает этот Нанулон, если Краузе просто решили принести в жертву? Золото и слава ослепили таежника - теперь же мороз, боль и страх приводили его в чувство. Сердце Клауса сжалось - он, наконец, понял, насколько влип. Конечно, ему не раз случалось попадать в передряги, обнажать клинок и вступать в схватку с дикими зверями или излишне агрессивными северянами - но теперь он словно попал в Лимб или даже снежный ад, в котором страшный хранитель врат загробной жизни идет сквозь бурю, чтобы поглотить Краузе и насладиться еще теплой плотью. И между ними, кроме метели, только один человек - Нанулон. Почему он явился с оружием? Зачем ему сражаться с Матерью, духом мороза, которую шаман задабривает?
Тундру сотряс душераздирающий рев, и Нанулон поднял щит. Как раз вовремя - из-за завесы снегопада вырвалась Мать. Краузе отпрянул. Мать взревела вновь, а ей вторил боевой клич Нанулона; монстр повел уродливой головой и уставился прямо на Клауса. Искатель понял, что метель его тоже обманула, как и шаман; Мать оказалась крупным инеистым червем, маткой выводка - темно-фиолетовые пластины на туловище чудовища переливались и блестели, а с многочисленных игл и крючьев, торчащих из пасти, капала вязкая жижа. Но размер ее был далек от исполинского, хоть и довольно необычен для тундровых червей. Краузе приходилось с ними сталкиваться - обычно они ползали на утолщенном «хвосте», подняв верхнюю часть туловища и склонив рот; роста в инеистом черве обычно было не больше полутора метров. Неизвестно, чем питалась эта матка, но разрослась до трех метров в вышину. Казалось, снег крутится вокруг извивающегося туловища Матери - неудивительно, что такую тварь шаман считал духом зимы и виновником метели!
Северянин, раскрутив кистень, бросился вперед. Краузе смотрел, как завороженный, за схваткой человека и зверя, духа лютого мороза тундры. Снег заносил ноги искателя, лез в глаза, уши, рот; пальцы начали отмерзать еще быстрее, но Клаус все смотрел и смотрел, как резко и хлестко опускается бронзовый шар прямо на череп инеистого червя. Мокрые, острые клыки лязгали в каких-то сантиметрах от лица Нанулона, но тот бесстрашно уклонялся и наносил сокрушающие удары. Краузе казалось, что даже сквозь вой метели слышно, как хрустит череп Матери после каждого взмаха.
Червь завизжал и молниеносно обвился вокруг тела северянина; к счастью, воин сумел высвободить руки. Как раз вовремя - он успел поднять щит, и мать вцепилась в него зубами-крючьями. Раздался громкий хруст ломаемых досок; щит рассыпался, а челюсти червя сомкнулись. Едва Нанулон выпустил ручку щита, как Мать проглотила железный умбон и снова издала вопль, пронесшийся по тундре. Подчиняясь какому-то внутреннему порыву, Краузе побежал к северянину, не спуская глаз с чудовища. Снег вокруг Нанулона заляпала грязно-бурая жидкость - она сочилась из множества ран на голове Матери, стекала по фиолетовой чешуе и дымилась на морозном воздухе. Воин начинал уставать; с каждым ударом рука двигалась все медленнее. Вскоре к телесному соку инеистого червя добавились и мелкие капли человеческой крови. Алые россыпи гипнотизировали Клауса, притягивали взгляд - кровь медленно впитывалась в кипенно-белый снег. Плечи и лицо Нанулона покрыли раны, глубокие и не очень. Северянин зарычал от боли - слюна червя начала разъедать плоть, проникая все глубже. Краузе остановился в нескольких шагах, опасаясь подойти ближе - вдруг червяк решит все-таки сожрать «жертву»? Искатель сокровищ быстро осмотрелся; только гладь пустоши, ровные белые наносы, шевелящиеся под натиском ветра... Краузе бросился разгребать снежный покров вокруг себя.