Воин не ответил, а зашагал быстрее, едва не переходя на бег. Краузе глубоко вздохнул, глотнув ледяного воздуха. Он больно обжег горло, а холод заструился дальше и свернулся во внутренностях. Не останавливаясь ни на секунду, два спутника брели молча, пока солнце не пересекло небеса и не стало клониться к новому закату. Северянин, казалось, позабыл о сломанных ребрах, либо решил собрать в кулак остатки воли - он неутомимо шел к скалам, которые теперь возвышались совсем уж близко. Краузе тяжело дышал; даже он, подготовленный путешественник, не привык совершать такие длительные переходы без единого привала, утопая в белом покрове тундры. Снег хрустел, искрился, словно драгоценности, а Краузе задумчиво смотрел на то, как куски снега прилипают к сапогам; они повисали гроздьями, заковывая ноги в белые доспехи. От свирепого, холодного ветра горело все лицо, а тело мелко тряслось, теряя последние крохи тепла.
- Может, и вправду стоило свернуть к Большому Якорному стану? - тихо прошептал Краузе, будто говоря сам с собой, - может, послать к черту эту Мать и всех инеистых червей в придачу?.. - внезапно искатель нахмурился и посмотрел вперед, на широкую спину северянина. - А ведь чертов дикарь прав. У меня поджилки трясутся от страха...
Когда солнце окрасило тундру в багровые тона, Нанулон остановился в нерешительности. Нагромождение истерзанных скал с одиноким, скрюченным, но еще не высохшим деревом раскинулось прямо перед ним. Северянин прислушался. Сжал рукоять кистеня. Словно в ответ раздался рев - тот самый, дикий, звериный. Сомнений не осталось - Мать здесь. Ждала воина, зализывала раны. Искатель медленно отошел в сторону, обходя скалы с востока; северянин остался стоять на месте. Снег перед ним вспучился, и из сугроба вырвалась матка червей. На голове ее красовались следы ударов - запекшиеся раны и вмятины, а во рту не хватало клыка.
Краузе облизал обветренные губы и побежал прочь, ближе к скалам, как можно дальше от Матери. Нанулон только мельком взглянул на таежника и едва заметно ухмыльнулся.
- Предки смотрят на меня! Я все еще жив!
Подняв перемотанную руку, воин приготовился к схватке. Мать не нужно было приглашать дважды - распахнув пасть, она сама устремилась к добыче.
Краузе карабкался на острые камни, выискивая в расщелинах то самое гнездо, о котором ходили слухи и легенды. Искатель не оборачивался, хоть и слышал громкие вопли матки и звуки ударов. Вот к ним добавился хруст дерева - кажется, червь впилась в новый «щит» Нанулона. Краузе принял решение. Осталось только найти сокровище Матери... Наконец, искателю удалось обнаружить узкий лаз - как раз такой, где червю удобно было бы пролезть. Широкий и круглый, с ровными, стертыми твердой чешуей краями.
- Посмотрим, что ты тут у себя собрала...
Краузе протиснулся внутрь. Отвратительно пахнуло гнилью, и искатель, закашлявшись, закрыл нос рукой. Вскоре лаз кончился, и Клаус очутился в небольшой пещере; каждый шаг отдавался хрустом - пол устилали кости, крупные и мелкие. Постепенно глаза таежника привыкли к темноте, и он разглядел кладку яиц - только разбитая или прогрызенная скорлупа. Маленькие черви, еще совсем беспомощные, расползались в стороны от незваного гостя, пища и издавая странные, скрипящие звуки. Краузе споткнулся о что-то и едва не растянулся на полу, но вовремя удержал равновесие; наклонившись, он пошарил руками. Скелет человека, почти целый... Пальцы Клауса нащупали череп в шлеме с огромными дырами, явно от острых и длинных клыков... По спине пробежали мурашки - надо поскорее выбираться! Наконец, Клаус вскричал от радости. В самом углу гнезда, любовно обложенная неровными камнями, лежала целая груда всякого добра - от одежды и элементов доспехов до монет и драгоценных камней. В такой темноте невозможно было даже разобрать, что где лежит; вещи сливались в одну большую кучу, и только на ощупь можно было понять, где сумка с монетами, а где - старый изжеванный сапог. Клаус осторожно запустил руку в самый центр кучи. Потревоженные богатства посыпались вниз, к «подножию», а их соблазнительный звон эхом отразился от сводов пещеры.
Краузе сжал зубы. Сокровище, наконец, принадлежит ему, только ему одному - никому не удалось найти его и уйти живым! Но искатель все медлил. Думал, вдыхая тяжелый, смрадный запах смерти. Тряхнув головой, он стал рыться в груде дальше, отбрасывая в сторону монеты и украшения. Наконец, нашел то, что и надеялся отыскать. Ладонь Краузе сжала эфес длинного меча. Не теряя больше ни секунды, таежник бросился назад, туда, где северянин боролся за собственную жизнь и честь. Нанулон еще стоял на ногах; Мать кружила вокруг него, получая удар за ударом. Импровизированный щит рассыпался, а рука снова закровоточила. Спотыкаясь и увязая в снегу, Краузе бросился к Матери, подняв клинок. Чудовище уклонилось от очередного взмаха Нанулона и высоко подняло голову. Еще мгновение - и зубастая пасть повернулась прямо к приближающемуся Клаусу. Искатель не успел добежать до цели; удар толстого хвоста опрокинул его лицом в снег. Меч выскользнул, а Краузе почувствовал, как по ноге растекается острая боль... Мать снова кинулась на северянина, но Нанулон, извернувшись, одним мощным ударом кистеня выбил червю несколько зубов. Мать заверещала, но задвигалась еще быстрее; новые раны северянина заалели на груди. Оступившись, Нанулон упал. Шлем слетел, а сверху воина придавило смрадное, склизкое тело чудовища. Оно вновь обвило жертву тугими кольцами, намереваясь в этот раз сокрушить окончательно.