Воин вскричал, но не сдался; невероятным усилием ему удалось высвободить одну руку, но не ту, в которой был кистень - Мать плотно придавила оружие, обезвредив противника. Краузе приподнялся, сплевывая снег. Судорожно он протер глаза и, отчаянно моргая, увидел Мать, которая готовилась нанести последний удар. Не желая уходить просто так, северянин молотил свободной рукой по чешуе червя, но силы покидали гордого жителя тундры. Слишком туги кольца, слишком много ран, слишком долго ему пришлось проходить испытание Афальхен-дона... Краузе попробовал встать, но тут же рухнул снова, не выдержав боли в лодыжке. Наверное, проклятая тварь перебила ему ногу своим хвостом... Клаус увидел перед собой торчащую из снега рукоять старого меча.
- Эй! Эй! Лови, черт бы тебя побрал! - размахнувшись, Краузе бросил меч Нанулону.
Северянин попытался поймать оружие, но не сумел; ударившись эфесом о чешую, меч мягко приземлился на снег чуть в стороне. Отбросив всякие попытки поразить Мать кулаком, Нанулон потянулся к мечу. Он зажмурился и стиснул зубы, тянулся так сильно, будто сам себя вытягивал на дыбе; Мать распахнула челюсти пошире и обрушилась на голову воина. В то же мгновение Нанулон сжал пальцы на рукояти и вонзил меч прямо в распахнутый рот чудовища. Матка червей еще несколько секунд упорно приближалась к лицу северянина, капая на него вонючей слюной, насаживая себя на зазубренный старый клинок. Наконец, дернулась. Издала странный булькающий звук. Кольца на мгновение сковали тело северянина еще сильнее, причиняя адскую боль, но потом разжались. Подняв целую снежную завесу, Мать рухнула на землю и задергалась в конвульсиях. Из страшной раны прямо в клыкастом рту толчками выплескивалась дымящаяся жидкость - не то желчь, не то кровь, не то лимфа. Дух мороза повержен. Испытание Афальхен-дона пройдено.
Нанулон закрыл глаза и глубоко задышал, раскинув руки на снегу. С неба стали падать мелкие, колючие снежинки, но совсем не так, как день назад; метель давно унеслась прочь, сгинула в пустошах, и теперь снежинки, вальсируя, жалили неприкрытое лицо и израненное тело воина. Мать испустила последний вздох и замерла. Краузе подполз к северянину и напряженно вгляделся в бородатое лицо.
- Эй, ты цел? Живой?
- Живой, - ответил воин, не открывая глаз.
- Хорошо, - кашлянул Клаус, переворачиваясь на спину. Он посмотрел в далекое, стального цвета небо и проводил взглядом одну из танцующих снежинок.
- Я обязан тебе жизнью, таежник, - проговорил Нанулон, - мы, жители тундры, такого не забываем. Видимо, моей судьбой было не умереть в пасти червя, а встретить в землях смерти нового друга.
Краузе промолчал.
- Я сильно ранен, - сказал Нанулон, поднимаясь на ноги. Он стоял с трудом, пошатываясь, - долго не протяну. Пойдем, таежник, только в Большом Якорном стане удастся спастись от смерти. Мне - от ран, а тебе - от холода и голода.
- Эта тварь сломала мне ногу, - прошипел Краузе, - кажется, далеко теперь не уйти.
- Ничего, ничего... - кряхтя, Нанулон перекинул руку искателя себе через плечо. - Духи милуют. Теперь моя очередь спасать чужую жизнь.
Застонав, Краузе заковылял прочь от скал, тяжело опираясь на Нанулона. Воин и сам шел неуверенно, но упорно тащил на себе Клауса. Далеко впереди замаячили силуэты домов - Большой Якорный стан.
- Постой, - прохрипел Нанулон, обернувшись на труп Матери и россыпь изрезанных скал, - ты ведь хотел найти сокровище! Оно твое по праву!..
Краузе вздохнул и тоже обернулся. Сплюнул в снег и покачал головой.
- Нет. Не было там никаких сокровищ. Только меч да кости. Идем, путь неблизкий.
Нанулон понял, что искатель врет. Лицо здоровяка рассекла улыбка, и он двинулся дальше, почти что взвалив Клауса себе на спину.