– Не ты ведь, а отец твой этого хочет, мальчик мой, уж говори правду!
– Да, я поступаю так ему в угоду.
– Ничего себе угода! Пустить в гнездо к голубю и голубке змею! Тогда почему же она не приедет сюда к тебе?
– Ну об этом вам надо спросить у нее. Дело в том, что это робкая девочка… она хочет, чтобы я прежде повидался с ним один, а когда все уладится, она и приедет.
– Робкая девочка! – вскричала миссис Берри. – О господи, как она тебя, видно, обманула, коли ты так думаешь! Погляди-ка на это кольцо, – она показала ему обручальное кольцо у себя на пальце, – чужое оно, не мое ведь это законное кольцо! Ты-то знаешь, что ты со мной сотворил, мой милый? Как ты думаешь, отдала она мне обратно мое кольцо? «Нет! – ответила она мне твердым голосом. – Он сказал, этим кольцом я обручаюсь с тобой!» Как сейчас ее перед собой вижу, милую мою, глазки светятся, локоны вьются! А что до кольца, так она с ним ни за что не расстанется, хоть ты тут умри. И, надо думать, она как камень была тверда, коли я в этом ей уступила. И чем же все кончилось?
Теперь вот я, – миссис Берри с грустью погладила себя по руке, – теперь я ношу чужое кольцо, будто чужому человеку принадлежу, да и ношу-то его только для виду, а в душе мне не лучше, чем ш… шилохвостке… Никак не могу я произнести это мерзкое слово!.. Говорю тебе, мальчик мой, никакая она не робкая, разве что с тобой одним, а чем мягче бывает женщина с мужем, тем ей потом горше приходится!
– Ну да! Ну да! – сказал Ричард, как бы подтверждая, что он это знает.
– Я с вами совершенно согласен, миссис Берри, – вмешался Риптон, – миссис Ричард готова все что угодно сделать, стоит ее мужу только попросить, я в этом уверен.
– Слава богу, что вы так думаете, мастер Томсон! Вы только гляньте на нее! Она твердо держится на ногах; она вам прямо в глаза глядит, она не какая-нибудь смирная овечка. Вспомните, какой она в церкви была!
– Знаю! – со вздохом сказал Риптон.
– А поглядели бы вы на нее только, когда она заговорила со мной о моем кольце! Будьте уверены, мой дорогой мастер Ричард, ежели она что и наплела вам о своей робости, то, выходит, она считала, что должна чем-то ради вас поступиться. Жалость какая, что меня там в то время не было, я бы ей дала добрый совет. Бедная моя девочка!.. А сколько же вы еще собираетесь оставаться в разлуке с милой?
Ричард расхаживал взад и вперед по комнате.
– Отцовская воля, – решительно сказала миссис Берри, – для сына что закон; но только, ради того чтобы закон этот исполнить, негоже ему нарушать законы своей природы.
– Ну, а сейчас успокойтесь, прошу вас, любезная, давайте поговорим лучше о чем-нибудь другом, – попросил Ричард.
Миссис Берри покорно сложила на груди руки.
– Как это все-таки странно, что нас с вами сейчас судьба свела и что мы вообще повстречались! – заметила она задумчиво. – А все это объявления! Это они сводят людей с разных концов земли, все равно, во благо им или во зло. Я часто говорю, что и счастливых, и несчастных случайностей стало больше с тех пор, как люди начали давать объявления. Сколько любовных историй через них заводится, это уж точно! И часто ты в парке гуляешь, мой мальчик?
– Случается, – ответил Ричард.
– Очень там приятно бывает, коли хорошее общество соберется, и цветов много, и людей знатных, – продолжала миссис Берри. – Красивая была дама, с которой ты сегодня утром гулял.
– Очень красивая, – сказал Ричард.
– Да, уж что и говорить! И была, и есть, ее время ведь еще не прошло, и она это знает. Поначалу, когда я спину ее увидала, я подумала было, что это тетка твоя, миссис Фори; походка такая, и держится так же прямо! Но чуть только я на лицо ее глянула – боже мой, говорю, нет, она никак не из их семьи. Ни у кого из них нет такой дерзости в лице, да и вообще-то настоящие дамы такими не бывают. Но хороша-то она хороша, ничего не скажешь.
Миссис Берри продолжала обсуждать эту женщину. Говоря о ней так неуважительно, она прекрасно понимала, что она вольничает и ее могут одернуть. Она знала, зачем это делает. Никакого упрека, однако, не последовало, но она заметила, что молодые люди переглядываются.
– Вот что, милая Пенелопа, – прервал ее наконец Ричард, – удовлетворитесь вы, если я обещаю вам, что подчинюсь законам природы и поеду на остров в конце недели?
– Я возблагодарю господа, коли такое случится, – обрадовалась миссис Берри.
– Ну и отлично: в таком случае радуйтесь, я сдержу свое слово. Теперь послушайте, что я вам скажу. Я хочу, чтобы вы оставили за мной свои комнаты, те самые, в которых жила она. Я собираюсь через день-два привезти сюда одну даму.
– Даму? – растерянно пролепетала миссис Берри.
– Да. Даму.
– А можно мне узнать, что это за дама.
– Нет, нельзя. Сейчас нельзя. Но, конечно, в свое время вы все узнаете.
Миссис Берри, как ни коротка была ее шея, в это мгновение все же изобразила некое подобие раненого лебедя. Она негодовала. Она заявила, что больше не хочет иметь дело с дамами, очень уж их много, на что Ричард, естественно, возразил, что речь идет только об одной.
– Прошу вас, миссис Берри, – добавил он, понижая голос, – обращайтесь с нею так, как вы обращались с моей милой Люси, потому что ей нужен не только приют, но и ласка. Мне хочется, чтобы она была именно с вами, а не с кем-то еще. У нее очень несчастная судьба.
Его серьезный вид и привычный для него повелительный тон оказали гипнотическое действие на добросердечную Берри, и, лишь после того как он ушел, она позволила себе высказаться:
– Несчастная судьба! Собирается привести сюда женщину с несчастной судьбой! Нет, такого я не потерплю ни от кого, даже от моего дитятки! Ни за что я ее сюда не пущу! Я все понимаю. Он спутался с этой наглой особой, и это она убедила его, что он может наставить ее на путь истинный. Такие у них уловки, это уж точно; а он больно уж простодушен, ему и в голову ничего не придет. Только мой дом – никакой не приют для кающихся грешниц[137]. Нет, этому не бывать. Провалиться мне, если я на это пойду.
И, приняв это решение, она принялась ужинать.
В том, что касалось любви, все милосердие миссис Берри было на стороне закона, что, вообще-то говоря, в характере большинства женщин. «Пилигрим» по этому поводу насмехается над ними и хочет уверить нас, что их удивительный инстинкт, поправ в них все добродетели, кроме одной, воздвигает эту искусственную преграду просто для того, чтобы они могли властвовать над нами. Думается, что мужчины в этом деле плохие судьи, и им лучше бы наблюдать это все, стоя где-нибудь в сторонке.
На следующий день рано утром миссис Берри отправилась в гостиницу, где жил Ричард, чтобы сообщить ему о своем решении. Она его не застала. Возвращаясь домой через парк, она увидела, что он катается там и с ним все та же дама. Убедившись, что он не стесняется показываться с нею на людях, она поразилась еще больше, чем тогда, когда встретила их вдвоем на пустынной аллее.
«Что-то не видно по тебе, что ты на путь истинный стать хочешь, – негодовала миссис Берри. – Не похожа ты что-то на Кающуюся Грешницу; верно, красоте твоей надо сначала увянуть, тогда все и придет, да, впрочем, и тогда-то не все вы каетесь. Ладно, смейся до поры, красуйся тут перед всеми! Хоть на тебе и шляпа с пером и в седле ты статно сидишь, Красавка ты, да и только! – Определяя ее и на этот раз все тем же словом и нимало не задаваясь мыслью о том, что оно означает, миссис Берри явила собою самоё добродетель.
Вечером она услыхала стук колес; он затих у ее дверей. «Нет! Ни за что! – вскричала она, вскакивая с кресла. – Утром он еще выезжал с ней на люди, а как стемнело, так хочет, чтобы она Магдалиной стала».
Ричард провел к ней даму, лицо которой было скрыто густой вуалью. Миссис Берри сделала слабую попытку преградить им дорогу. Он, однако, рванулся вперед и провел свою спутницу прямо в гостиную, не сказав ни слова. Миссис Берри не пошла за ними. Она услыхала, как они о чем-то переговариваются между собою вполголоса. Потом он вышел. Вся гордость ее в ней поднялась, и она угрожающе прошептала:
– Мастер Ричард! Ежели эта особа останется здесь, я сейчас же ухожу отсюда. Мой дом – не убежище для заблудших женщин, сэр…
137
Кающаяся Грешница – так называлась трагедия (1703) английского драматурга Николаса Роу (1674–1718).