– Раз так, то что? – спросила она.
– Раз так, то вы храбрый молодой человек.
– Только-то всего?
– А вам этого недостаточно?
– Не совсем. Вы собирались мне что-то сказать. Я прочла это в вашем взгляде.
– Вы увидели, что я восхищен вами.
– Да. Но мужчина не должен восхищаться мужчиной.
– Вероятно, я все-таки в глубине души считаю, что вы женщина.
– Вот как! Это когда я подняла себе на полдюйма каблуки. – Сэр Джулиус повернул к нему каблук и разразился звонким смехом.
– И сейчас мне вам даже до плеча не достать, – сказала она и начала сравнивать их рост, глядя на него снизу вверх.
– Вам надо еще подрасти.
– Боюсь, что мне это не по силам, Дик! Сапожники тут уже не помогут.
– А вот я сейчас покажу вам, как это сделать, – он без труда поднял сэра Джулиуса и поднес прелестного юношу к зеркалу так, что головы у них оказались на одном уровне. – Ну как, сравнялись?
– Да! Но я же ведь не могу так оставаться.
– Почему не можете?
– Почему не могу?
Ему надо было в эту минуту знать – это простучало где-то у него внутри в запертую наглухо дверь, – что он играет с огнем. Но дверь оставалась запертой, и он подумал, что все между ними останется так, как было.
Взгляды их встретились. Он тут же опустил ее на пол.
Как ни был обольстителен сэр Джулиус, он уже потерял для него свой интерес. Заметив это, коварная женщина приняла свое прежнее обличье. Память о сэре Джулиусе, все еще реявшая вокруг нее, только увеличила ее женскую притягательность.
– Мне надо было стать актрисой, – промолвила она. Ричард сказал, что находит это желание естественным для каждой нормальной женщины.
– Да! Ах, если бы это было так! – прошептала миссис Маунт и вздохнула, вглядываясь в узоры ковра.
Он взял ее руку и крепко ее сжал.
– А сейчас разве вы не счастливы?
– Нет.
– Можно мне кое-что вам сказать?
– Да.
Сидя с ним рядом и повернув к нему голову, она слушала все, что он говорил, слегка скосив в его сторону левый глаз. И уже когда он ушел, она стала думать:
«Такие слова всегда говорят старые лицемеры; но я не знаю случая, чтобы произносящий их юноша при этом не добивался любви женщины, к которой все это обращено».
Следующая их встреча настроила ее на более спокойный лад; так бывает с людьми, которые вдруг над чем-то задумались. Он расточал похвалы ее красоте.
– Не заставляйте меня смущаться вдвойне, – просила она.
Однако она не всегда бывала такой. Порою выражение ее лица говорило о бесстрашном вызове, брошенном всем вокруг; это было поразительно под стать всему ее величавому облику, и в ее больших дерзких глазах загорался вдруг неукротимый огонь, когда она восклицала:
– Счастлива ли я? Да кто посмеет сказать, что я несчастлива? Неужели вы думаете, что если свет отхлещет меня, я дрогну? Неужели вы думаете, что для меня имеет значение, что они говорят или делают? Да начни они меня даже убивать! Они все равно не услышат из моих уст ни единого крика! – И, метнув на молодого человека такой взгляд, как будто он был для нее средоточием всех вражеских сил, добавила: – Ну вот! Теперь вы знаете, какая я! – Гнев этот был ей очень к лицу и помогал достичь своей цели. Ей и в самом деле следовало быть актрисой.
– Нет, этого никак нельзя допустить, – в унисон сказали леди Блендиш и миссис Дорайя. У них была теперь общая забота. Они говорили только об этом, и мнения их сошлись. Миссис Дорайя предложила поехать к баронету. Обе они знали, что это предприятие рискованное и может привести к ужасным последствиям. Но они решились на этот шаг, потому что, совершая его, они как-никак что-то делали, а делать что-нибудь всегда лучше, чем сидеть сложа руки.
– Что же, поезжайте, – сказал мудрый юноша, когда они посвятили его в свой план, – поезжайте, если вы хотите поставить крест на всей его жизни. Вы привезете только его мертвое тело, сударыни, – и это будет пирровою победой. Он выслушает вас, он проводит вас до станции, поможет вам сесть в карету, а как только вы пригласите его сесть и поехать вместе с вами, он отвесит вам низкий поклон и растает в близком его сердцу тумане.
Адриен только высказал вслух их собственные опасения. Обе дамы встревожились и струсили.
– Поговорите с ним вы, Адриен, – попросила миссис Дорайя. – Поговорите с нашим мальчиком серьезно. Было бы, пожалуй, лучше, если бы он вернулся сейчас к своей маленькой жене.
– Пожалуй? – Леди Блендиш широко раскрыла глаза. – Да я еще месяц назад, даже раньше, советовала ему это сделать.
«Из двух зол надо выбирать меньшее», – вот что было написано на кисло-сладком лице миссис Дорайи, вот что означало ее покачиванье головой.
Каждая из дам видела, в чем мнения их расходятся, и, сделав над собой поистине героическое усилие, дабы этого расхождения избежать, обе попросту замолчали. Больше того, они сохранили между собою мир, невзирая на все хитросплетения Адриена.
– Ну что же, я поговорю с ним еще раз, – сказал он. – Я попытаюсь вернуть этот паровик на привычную колею.
– Прикажи ему! – воскликнула миссис Дорайя.
– Мне кажется, что с Ричардом надо быть мягким, иначе мы ничего не добьемся, – сказала леди Блендиш.
Приняв, насколько мог, серьезный вид, Адриен стал говорить с Ричардом:
– Ты хочешь направить эту женщину на путь истинный. Она действует в открытую: она хороша собой и свободна – ничего нового. Мы не будем сейчас особенно уточнять, как она приобрела ту удивительную непринужденность манер, которую ты в ней ценишь. У тех, кто прошел ее школу, это вовсе не редкость. Понимаешь, девушки в этом отношении совсем не похожи на молодых людей. В известном возрасте они не могут вести себя непринужденно. Это плохой признак, если они не краснеют, и не лгут, и не притворяются. Когда они становятся женщинами, все это с них сходит. Но женщина, которая говорит, как мужчина, и вместе с тем обладает всеми теми замечательными добродетелями, которые тебя восхищают, – где же она всему этому научилась? Она говорит тебе – где? Будем надеяться, что такая школа тебе все-таки не по душе? Так что же ты тогда в этом находишь? Разумеется, ты хочешь ее переделать. Задача эта достойна тех усилий, которые ты тратишь. Но уж если тебе предназначено такое, то хотя бы не выставляй этого напоказ и не предпринимай попытку сейчас. Позволь мне тебя спросить: а жена твоя принимает участие в этом предприятии?
Ричард уклонился от дальнейших расспросов. Мудрый юноша, который терпеть не мог долго говорить один и который уже ублаготворил свою совесть, не сказал больше ни слова.
Милая, нежная Люси! Бедняжка! – На глаза Ричарда навернулись слезы. Ее последние письма становились все грустнее. Но она ни разу не позвала его к себе, иначе он бы непременно приехал. Сердце его колотилось и рвалось к ней. Он объявил Адриену, что больше не станет ждать приезда отца. Адриен покорно кивнул головой.
Чаровница заметила, что у ее рыцаря мрачный вид и, говоря с ней, он думает о чем-то другом.
– Ричард… я сейчас не могу называть вас Диком и сама не знаю, почему, – сказала она. – У меня к вам просьба.
– Скажите, какая? Надеюсь, мне пока еще можно вас называть Беллой?
– Если для вас это важно, пожалуйста. Вот что я хочу вам сказать: если вы меня где-нибудь встретите на людях, прошу вас, не узнавайте меня.
– А почему?
– Вы хотите, чтобы я вам это сказала?
– Конечно, хочу.
– Тогда выслушайте меня: я не хочу вас компрометировать.
– Я не вижу в этом ничего худого, Белла.
– Ничего худого в этом и нет, – она погладила его руку. – Я это знаю. Но, – она смиренно опустила глаза, – другие люди считают по-другому, – глаза застенчиво поднялись.
– А какое нам дело до других?
– Никакого. Мне и нет дела. Я не об этом! – она щелкнула пальцами. – Я забочусь о вас. – За этими словами последовал долгий взгляд.
– Какие глупости вы говорите, Белла.
– Просто я не так легкомысленна, как вы, – вот и все. На этот раз он не стал оспаривать ее слова с присущей ему горячностью. Неожиданный вопрос Адриена запал ему в душу, а мудрый юноша именно этого и хотел. Ричард инстинктивно удерживал себя от того, чтобы рассказать Люси о своей новой знакомой. Но сколько благородства открылось вдруг в этой женщине!