Немного проползла вперед по салону… Я пыталась переставлять ноги, перепрыгивать косые, острые преграды, но не всегда это удавалось… то и дело зацепить, удариться, пораниться…
Казалось, мое тело было уже всюду разорвано. И боль, боль, она была везде. Остается лишь принимать ее как должное, как что-то нормальное. Как обычное или приятное…
Перегородки купе раскурочены… Выломаны или выбиты…
Всюду куски пластика, ДСП, грязные, мятые, в бурых пятнах лоскуты…. скомканные пакеты, пустые битые бутылки, газеты, выдранные страницы из книг…
Чей-то кроссовок, детские игрушки, разбитые, выкрученные в нелепую форму очки…
Робкий шаг, не глядя — невольно поехала по устойчивой поверхности, рухнула в эту свалку.
Резкая, до дикого крика, боль… СНОВА БОЛЬ.
Нервно отдернулась в сторону, спасая свои руки от разбитого стекла.
Слезы истерически вырвались наружу. Испуганно прижала ладони к груди.
Кровь. Кровь… ВСЮДУ КРОВЬ. Моя кровь…
Вдруг что-то шевельнулось…
Дрогнуло.
— Эй, ты тут?
Руки машинально, жадно рванулись вперед, не жалея, не чувствуя ничего, кроме как приказа РЫТЬ.
Маленькая, детская ножка… Розовой башмачок…
Белый цветочек на застежке, яркий, разноцветный Микки Маус.
Я ошеломлено замерла.
…передо мной…
Зажатая в тиски кукла…
Кукла… КУКЛА!
Что-то нереальное…
…придуманное, что-то путаю…
Но вдруг ножка вновь дернулась, дернулась, руша все отрицания, предположения, оправдания…
Сердце испуганно сжалось, ойкнуло, предательски кольнуло…. дикой, тупой боли волной разлетаясь по всей груди.
Током… Током бил ужас, заставляя дрожать, визжать, стонать от душевных пыток…
— Потерпи, солнышко. Я сейчас тебя вытащу. ПОТЕРПИ!!!
НЕУЖЕЛИ ЭТО — ПРАВДА?
Я пыталась вырвать глупую, нелепую распорку, упертую палку, мешающую снять тяжелую плиту перегородки, придавившую ребенка к полу, мешающую разгрести завал.
Резкий, жадный рывок, как вдруг… что-то завизжало, зашипело, зарычало, загудело.
ХЛОПОК. Яркая вспышка в глазах — и приговорено стемнело.
Глава Девятая
(Луи)
Навязчивая мысль просто исчезнуть, уйти, убежать отсюда. Отправиться дальше по своему пути, забыв всё и… ВСЕХ. Как прежде…
Но глупое чувство… Чувство ответственности, заботы, опеки…
Глупое сердце, спиваясь с разумом, приказывали оставаться здесь.
Я просто удостоверюсь, что она удачно добралась до города, до больницы. Добралась, и с ней всё в порядке. На сегодняшний день. А дальше, дальше — её жизнь в её руках. Пусть хоть с моста спрыгнет, хоть за своего Рене выйдет замуж, нарожает ему кучу детей… и будут они жить долго и счастливо…
ГЛУПЕЦ! Сопли развесил. Ей-богу, глупец!
РАЗ Я ЕЙ НЕ НУЖЕН — НЕ НУЖНА И ОНА МНЕ!
Понятно?
…Луи-Батист.
А вот уже и МЧС, пожарные, скорая, милиция мчаться. Не прошло и полгода…
Пищалки, мигалки…. Целый бал-маскарад под рев сирен. Какофония истерии. Словно здесь и так не хватает криков, стонов, визга…
Я прошелся вдоль насыпи с обоих сторон от поезда, но Марии нигде не нашел.
Гадкая, предательская кровь. Если бы не она, я бы отыскал нужный мне запах. Я бы нашел эту дрянную вертихвостку и насильно отпер в больницу.
Отпер и покончил бы со всем этим абсурдом, что ворвался в мою спокойную, размеренную жизнь.
Вдруг пронзающий, жалобный крик, плач пронзил все мое тело. Невольно обернулся.
В вагонах еще кто-то остался?
Резкий рывок, и пока пытливые взгляды сосредоточены на полуживых калеках, я, не сдерживаясь в рамках человечности, рванул на звук…
Я все еще не мог поверить, поверить, что это окровавленное, полуживое, бьющееся в предсмертной агонии, существо — моя Мария…
Глава Десятая
(Мария)
Пришла в себя лишь на пятые сутки.
Я не знала, радоваться этому факту… Да чего не знала, с каждым днем убеждалась лишь в одном: зря…. зря, ЗРЯ!
Две недели в реанимации. Две недели полного затворничества и так некогда желанного одиночества.
Жива…
…Жива.
Больше сна, чем бодрствования…
Почти постоянное забвение. А уж если и очнешься — то мысли, мысли, хуже всякого ката, разрывали меня в клочья…
Разве не этого Вы хотели, Мария?