- Да! – голос её дрожал, но был звонок.
- Готовы ко всему?
- Да! – матушка пребывала одновременно и в страхе, и в экзальтации восторга.
- Знаете ли вы, что последует, если вы не выдержите испытания, назначенного вам Орденом?
- Да!
- Приступайте, сэр Джеймс!
Отец Джеймс распустил завязки длинного хитона на шее испытуемой, и тот легко соскользнул на пол. Блеснуло наготой обнажённое тело молодой женщины, с руками, стянутыми за спиною; высокие груди её с выпуклыми сосками смотрели прямо на святой триумвират; лицо с чёрной повязкой на глазах было чутко приподнято, чтобы внимать звукам. Отцы невольно замерли, взирая на прекрасное тело, представшее пред ними; дыхание у всех троих участилось.
- Поставьте её на колени, - наконец, произнёс отец Доминик.
Сэр Джеймс взял со скамьи, стоявшей у стены, длинную подушку, положил перед матушкой и помог на неё опуститься.
- Приглашайте братию, - сказал главный, и сэр Джеймс удалился.
- А зачем… братию? – не выдержала неизвестности матушка Элеонора. – Что со мною… будут делать?
- Никаких вопросов! – повысил голос отец Доминик. – Вы проходите вступительное испытание!.. Будьте готовы ко всему!
- Как говорил святой Лойола, - тут же включился отец Августин, подняв палец к небу, - всякий член Ордена должен повиноваться старшим, как труп! который можно крутить во все стороны; как палка! которая повинуется всякому движению руки; и как восковой шар он должен быть мягок и податлив…
- Скажите, испытуемая, кто такой святой Лойола? – сурово вопросил отец Франциск.
- Основатель всего Ордена, - не задумываясь, отвечала матушка.
- Вы правы… - печально вздохнул тот. – Но кто он был в жизни?
- Он был монах… святой… - неуверенно сказала испытуемая.
- Он был рыцарь! – вскричал отец Франциск вдохновенно. - И действовал мечом так же умело, как и крестом!.. Запомните это, несчастная… Наш Орден есть Орден Силы, и только твёрдому духом доступно…
- Погодите, падре, - прервал его отец Доминик. – Нравоучения потом…
После чего триумвират сдвинул головы и зашептался. «Не начать ли нам первыми? – выступил отец Августин. – После братии-то… сами понимаете. Или вы не собирались, падре?» «Нет, почему же, – недовольно отозвался отец Доминик. – Очень даже собирался…» «Отец Франциск?» «Готов и я!» «Ну-с, приступим»
Все трое вышли из-за стола и приблизились к испытуемой. Отец Доминик возложил свои длани на голову матушки Элеоноры и провозгласил:
- Откройте рот, дочь моя! Шире!.. И не удивляйтесь ничему, что бы с вами не происходило.
Отцы Августин и Франциск отодвинулись немного назад, а отец Доминик, повозившись под мантией, что-то из-под неё извлёк. Святые отцы увидели, как отец Доминик придвинулся к стоящей на коленях матушке вплотную, прижал её голову к себе и на какое-то время застыл так... Потом матушка глухо замычала, а мантия падре начала ритмично раскачиваться. Через несколько минут таких колыханий отец Доминик вдруг застонал и, под собственные вскрики, разрядился.
- Держите пока всё во рту, - устало сказал он, оправляясь. – Ни капли семени нашего Святого Ордена не должно пропасть зря. Испытуемая должна наполниться им! Наполниться до краёв! - торжественно и угрожающе провозгласил падре, отходя. – Продолжите, отец Августин.
Матушка стояла с завязанными глазами и полуоткрытым ртом, в котором плескалась густая жидкость. «И это всё?.. Всё испытание? – подумалось ей. – Ну, это пустяки…» Но это было только началом.
Отец Августин, подойдя к матушке вплотную, первым делом опустил обе ладони на её торчащие груди и хорошенько промял их. Потом уже развёл мантию, извлёк свой «монашеский атрибут» и ввёл его.
Не успела матушка ощутить атрибут целиком во рту, как руки отца Августина вцепились ей в волосы, и голова её задвигалась в бешеном темпе – отец Августин оказался страстен. И двух минут таких телодвижений было достаточно, что бы в неё втекла новая порция элитного семени Ордена. Рот её постепенно наполнялся…
Отец Франциск завершал дело. Матушка отметила про себя, что он был нежен более остальных, хотя иногда так плотно впечатывал её носом в свой большой жирный живот, что она начинала задыхаться.
Когда все трое святых отцов, уже умиротворённые, встали над нею, сложив руки на животах, отец Доминик вопросил её: