- Вы посмотрите на эту кикимору, - усмехаясь, шепнул отец Августин остальным.
- Ах, отец Августин!.. – отвечал отец Франциск, заворожено глядя на происходящее. - Не знаю, как вам, а мне она в таком виде нравится ещё больше… С таким братом по Ордену, как она, я бы хоть сейчас… - он подумал, - пустился в Крестовый поход, за гробом Господним.
- Хе-хе-хе! – захихикал отец Доминик. – А вы поднимете меч крестоносца, отец Франциск?
- Свой-то собственный меч уж я подниму, отец Доминик, - усмехался отец Франциск. – Тот, который мы никогда не снимаем... И он меня не подведёт!
Между тем, число монахов позади матушки уменьшалось. Сделавшие своё дело, кланялись святым отцам и, бросив последний жадный взглянув на залитую семенем нагую испытуемую, уходили. Куратор испытуемой, отец Джеймс, невозмутимо стоял у выхода и кивком благодарил каждого.
Наконец, и последний монах подал матушке из-под рясы свой загнутый кверху атрибут, который она захватила, едва шевеля усталыми губами. Долго он тоже не выдержал, излился в Чашу и удалился.
Остались только сидящая на коленях матушка Элеонора - вся мокрая, залитая и ошарашенная, но не выпускающая Чаши из рук, да триумвират святых отцов на возвышении. В Чаше, почти до половины её, плескался густой слоисто-белесый кисель.
Святые отцы Ордена переглянулись и поднялись.
- Ну, что же, дочь моя, - торжественно произнёс отец Доминик. - Вы справились с этим этапом и наполнили Чашу. Поздравляю! Но впереди самое трудное, - возбуждаясь и возвышая голос, говорил Доминик. – Вы должны осушить эту Чашу! И если осушите её до дна, не оставив ни капли, вы – член Святого Ордена!.. Скажу сразу, что с этим испытанием справилась однажды только сестра Тереза, и более никто. Но она была стара, и перед испытанием почти год умерщвляла свою плоть. Дух же её был силён! И нутро её приняло всё семя святого Ордена, и не отторгло, и напиталось им… После этого ей не хотела есть уже никогда. Прожила же она до глубокой старости, питаясь только солнечным светом.
- Вы готовы?
Мокрая, с размазанными чёрными глазами матушка с ужасом смотрела на Чашу, в которой плескалось около пинты гущины, источавшей сильный запах, который, впрочем, она уже не ощущала.
- Готова! – отчаянно воскликнула она, выпучивая глаза: сейчас она была вылитая кикимора, вылезшая из болота.
- Пейте! – махнул рукой отец Доминик, сделав зверское лицо. - Святой ареопаг зафиксирует и отметит всё. Смотрите, братия, внимательно!
Сестра Элеонора напряглась, поднесла Чашу двумя руками ко рту, попыталась глотнуть, и… Спазм отторжения пронизал всё её тело и стиснул горло. Сделав несколько глубоких вдохов, она решилась на вторую попытку: поднесла Чашу к губам, но при попытке втянуть в себя живой кисель, её снова чуть не вывернуло. «Нет, не смогу… – поняла она с отчаянием. – Но я должна вступить в Орден! Я хочу быть среди них, среди великих! Хочу!!»
Лицо её приняло сумасшедшее выражение, тело напряглось, и, будто прыгая в пропасть, она приникла к Чаше губами… За первым большим глотком сразу последовал спазм отторжения - желудок её хотел было взбунтоваться, но сестра Элеонора подавила бунт, и тут же сделала второй глоток… Потом третий, четвёртый, пятый… Святые отцы заворожено смотрели на это чудо самообладания, силы духа и твёрдости в вере нового члена Ордена.
Глоток следовал за глотком, Чаша постепенно опрокидывалась и пустела, а живот матушки Элеоноры надувался… В конце концов, всё было выпито до капли, и испытуемая, подавив ещё пару раз рвотный рефлекс, перевернула Чашу, демонстрируя святейшему ареопагу, что она пуста. Глаза её светились торжеством.
Отец Доминик с сомнением смотрел на её надувшийся живот.
- Встаньте, дочь моя. Вы выпили Чашу до дна, и наполнились семенем святого Ордена… Да будет так! Но хватит ли у вас выдержки и твёрдости удержать его в себе, и напитать им своё тело? Скажите правду.
Сестра Элеонора глубоко вздохнула, поднялась с колен, приблизилась к столу ареопага и поставила на него святую Чашу Грааля, покрытую слизью и снаружи, и изнутри. Живот её был наполнен живым киселём, и она чувствовала, что там что-то происходит… Но об этом даже думать сейчас было нельзя!