Чтобы быть уверенным в результатах, требовалось сверить какой-либо оригинал и его печатный текст, изданный при участии Мусина-Пушкина. «Слово…» погибло, но «Слово…» не было первым изданием. В списке печатных трудов графа «Ироическая песнь о походе на половцев» стоит на пятом месте. До неё были изданы «Правда Руская», «Духовная великого князя Владимира Всеволодовича Мономаха детям своим», названная в летописи Суздальской «Поучением», «Историческое исследование о местоположении древнего российского Тмутараканского княжения» и «Карта… с описанием границ древней России». Два последних издания для моих целей не годились. Можно было взять для сравнения печатного текста с оригиналом «Духовную…», или, как её теперь именуют, «Поучение». Но о «Поучении» противники графа почему-то молчали, тогда как «Правда Руская» упоминалась ими вместе со «Словом…». И если её оригинал сохранился, именно с него следовало начинать сравнение.
5
Зимин, к которому я обратился с вопросом, где находится оригинал «Правды Руской», изданной в 1792 году И.Н. Болтиным вместе с А.И. Мусиным-Пушкиным, только развёл руками. По его словам, это издание являло собой не воспроизведение (5, 200) какого-либо текста, а было компиляцией из шести списков, о чём можно было прочесть в обстоятельной статье С.Н. Валка, напечатанной в «Археографическом ежегоднике за 1958 год».
И я отправился в библиотеку.
По мере чтения первоначальное чувство растерянности сменялось возмущением. И это считается наукой? Раньше работ Валка мне не приходилось читать, и я мог допустить, что именно здесь автора постигла роковая неудача. Я ничего не мог сказать об изданиях Татищева или Штрубе де Пирмонта; не читал я «Правды Руской» ни А.Шлёцера, ни С.Я. Румовского. Но издание 1792 года не просто читал, а сличал со списками «Правды…» трехтомного академического издания. Специалистом по этому памятнику древнего русского права я себя не считал, но то, в чём автор пытался уверить меня как читателя, не укладывалось в голове. Нет, никак не укладывалось!
С.Н. Валк не критиковал. С.Н. Валк не сомневался. С.Н. Валк утверждал, что «любитель отечественной истории» — А.И. Мусин-Пушкин, тогда ещё не граф; член военной коллегии генерал-майор И.Н. Болтин; и сенатор, обер-гофмейстер двора, поэт и писатель И.П. Елагин, — обещавшие в предисловии, что древний текст рукописи на пергамене «точно так напечатан, как он в рукописи находился, без всякие перемены, не только в словах, ниже в одной букве», не просто обещанного не выполнили, но и вообще распорядились текстом по своему разумению. Они выправляли, дополняли его из других рукописей отдельными словами и статьями, выбрасывали, на их взгляд, лишнее, не делали примечаний и оговорок. Больше того. Вместо древнего пергаменного списка «Правды Руской» они издали бумажный Воскресенский, да и то с ошибками! Поскольку же, как утверждал И.П.Елагин, вся научная часть издания 1792 года была осуществлена И.Н.Болтиным — А.И.Мусин-Пушкин только финансировал печатание и предоставил синодальную типографию, — ответственность за точность падала на него.
Показав расхождение текста болтинского издания 1792 года с соответствующими местами текста Воскресенского списка, археограф делал вывод, который я выписал тогда целиком. «Болтин не только по своему разумению соединяет в одно целое разнородные по своему происхождению части текста, — писал С.Н. Валк, — но и то, что дошло в исправном, казалось бы, виде, подвергает критике с точки зрения своего понимания и соответственно этому правит текст». И дальше: «При таких условиях нельзя удивляться обвинениям Карамзина, что в издании Болтина находятся неисправности, большей частью умышленные, то есть мнимые поправки».
Как это могло произойти? Валк объяснял такой парадокс взглядами И.Н. Болтина на «Правду Рускую», общими с Татищевым, и без всякого перехода или обоснования делал вывод: «Мы видим Болтина националистом, апологетом и крепостного права, и русского абсолютизма».
Как, что, почему, откуда? Я ничего не мог понять. Да и как понять? Валку почему-то не понравилась общность взглядов Болтина и Татищева. Допустим. Он иронизирует, что вслед за Татищевым Болтин утверждает существование у русов законов «ранее времён Ярослава». Что здесь неверного? Или Валк считает более справедливым вслед за Леклерком, Штрубе и Байером утверждать заимствование этих законов от варягов-норманнов? Мысль Болтина, что варяги «не просвещеннее были русских, они, живучи в соседстве с ними, общие и одинаковые имели с ними познания», по мнению Валка, «прямо открывает нам путь к изучению взглядов Болтина на Русскую Правду». Каким образом? Что здесь плохого?