От каких рубежей начинать отсчёт? Собирать, сравнивать и оценивать было нелегко, потому что хуже всего у нас со справочниками по отдельным отраслям знаний. «Слово…» стоит у истоков всей нашей литературы, не только русской, но и украинской и белорусской, а «энциклопедии „Слова о полку Игореве“», в которой было бы собрано всё об исследовании «Слова…», все толкования текста, все прочтения, все гипотезы об авторе, времени и месте написания, все характеристики действующих лиц, возможные ударения в словах, нет и вряд ли скоро будет…
Историк и археолог, я, честно говоря, в анализе «Слова…» больше доверял своим коллегам, чем филологам. Привыкнув иметь дело с реальными предметами, с точными датами событий, рождений и смерти людей, родственные связи и дела которых можно было проверять самыми разнообразными способами, мне приходилось, обращаясь к филологам, принимать на веру их построения, которые основывались не на фактах, а по большей части на остроумных предположениях. Вот почему я начал с исторических реалий, упомянутых в поэме, и с её действующих лиц.
Если не считать скептиков, здесь не было разногласий, Такие археологи, как А.В. Арциховский, Б.А. Рыбаков, В.Л. Янин, А.Н. Кирпичников, подтвердили соответствие наступательного и оборонительного оружия XI–XIII веков тому, которое упомянуто в «Слове…». То же было и с именами. Все их можно было найти в летописи за исключением, разве что, Изяслава и Всеволода Васильковичей, существование которых, однако, доказывалось исчислением общего количества сыновей князя Василько Святославича полоцкого. Правда, характеристики ряда князей в «Слове…» расходились с теми, что известны нам по летописям, но можно ли ожидать от автора художественного произведения, что его оценка будет совпадать с оценкой летописца?
Самым интересным наблюдением историков над текстом «Слова…» мне представлялся вывод о его исторической «двуслойности». Автор древнерусской поэмы о событиях 1185 года почему-то любил исторические отступления. Никого бы не удивило, если, повествуя о настоящем героев, он обратился к их прошлому, раскрыв их былую славу или, наоборот, позор. Кстати сказать, именно так поступил автор рассказа о походе Игоря, помещённого в состав Ипатьевской летописи. Гибель войска и пленение князя Игоря он представил наказанием не только за его бесчестный поход, но и за прошлые грехи, влагая в уста князя раскаяние, что он «многое убийство и кровопролитие сотворил в земле христианской… взяв на щит город Глебов.» В поэме ничего подобного нет. Сиюминутная экспозиция (6, 213) прерывается ничем не мотивированными отступлениями к событиям более чем вековой давности. Так появляется экскурс о «крамолах» Олега Святославича, о битве на Нежатиной Ниве, о Тмуторокане, о князе-оборотне Всеславе полоцком. Связь между первым пластом и вторым, конечно, могла быть смысловой, как то пытались объяснить исследователи: там — деды, здесь — внуки. По смыслу выходило, что внуки недалеко ушли от дедов. Действительно, как показал Б.А. Рыбаков, всё «Слово…» пронизано генеалогическими намёками, указаниями, и даже в заголовке, напоминая восточную традицию перечисления предков в имени человека, указывалось, что «полкъ» не чей-либо, а «Игоря, сына Святослава, внука Ольгова».
И всё-таки я не понимал: почему, так внимательно относясь к делам дедов героев, автор и не подумал напомнить об их отцах? Промежуток между пластами — битвой 1078 года на Нежатиной Ниве, где на последующие годы определились отношения между потомками Святослава Ярославича и Всеволода Ярославича, и злосчастным походом Игоря Святославича в 1185 году — никак не нашёл своего отражения в поэме. Он так стерильно пуст, предшествующая битве жизнь героев «Слова…» настолько неизвестна, что закрадывалось предположение: а знал ли о ней вообще что-нибудь автор?
Со временем к этим двум хронологическим пластам содержания «Слова…» добавился и третий, выделенный по приметам времени более древнего, чем даже XI век: «время бусово», упоминание авар, «красных готских дев», Трояна и языческих богов, к которым автор возводил родословные русских князей и Бояна. Так постепенно прояснялась историко-поэтическая структура «Слова…», связь между живыми и мёртвыми представителями одного рода, между дедами и внуками, между настоящим и прошлым, — связь, уводящая в далёкую языческую древность.