Рассказ этот в какой-то мере позволяет понять описание похорон Владимира I, но ничего похожего в сне Святослава мы не находим.
Чем больше я размышлял по этому поводу, тем всё более трудными для объяснения представлялись пресловутые «доски», оказавшиеся внутри терема, крыша которого крыта золочёными листами меди и, судя по всему, в полной сохранности. Да и в плотницком деле, если на то пошло, досками называется лишь тот пиломатериал, который идёт на обшивку стен, на потолок, переборки, лавки, полати и прочие столярные поделки. Уже на пол идут не доски, а «половицы», часто обработанные только с одной стороны, равно как на деревянную крышу — тесницы. А что такое «кнес»?
Фундаментальное исследование академика М.П. Алексеева, посвящённое сну Святослава и специально слову «кнес» с рассмотрением всех имеющихся доказательств отождествления этого самого «кнеса» с князьком-коньком крестьянских построек, привело его к грустному заключению, что, во-первых, поиски слова «кнес» в древнерусской письменности не увенчались успехом, а во-вторых, даже по привлечении всего (7, 195) этнографического материала нельзя удостовериться в тождестве «кнеса» и князька-конька…
Воспринимал ли это место читатель XII века так же, как в XX веке его исследователи? Не знаю. Скорее всего, нет. И главная причина, что в этой фразе недвусмысленно указывается на положение досок именно внутри дома, а не вне его! Если принять слово «кнес» за сербскую форму слова «князь», как то предлагал ещё В.Н. Перетц, хотя бы потому, что именно в этой части «Слова…» много сербизмов, то решение задачи не вызывает особых затруднений.
В самом деле, кто может остаться без князя в случае его смерти? Государство? Правитель всегда найдётся. Дом? Место умершего заступит его наследник. Семья? Для неё он не князь, а отец, муж, сын или дед. И только в одном случае потеря оказывается действительно невосполнимой, столь тесно связанной именно с княжеским дворцом и бытом того времени, что умирающий имел право выразиться именно так, а не иначе. Этот исключительный случай касается личной, «младшей», княжеской дружины, с которой в те времена — в XI, а не в XII веке — князь переходил с одного княжения на другое. В древней Руси эта дружина носила собирательное имя «детьскы», то есть «младшая» в отличие от «старшей» дружины, состоявшей из бояр данной земли и города, «государственных мужей», которые представляли интересы коренного населения в княжеском совете.
«Кнес» оказался «князем». А как «детьскы» стали «досками»?
«Детьскы» писались через «ять». На изменение орфографии этого термина в тексте «Слова…» повлияли три обстоятельства: потеря перекладины у ять с превращением его в «ь», утрата второго «ь» как естественный результат сербского влияния, отмеченного филологами для всей фразы; последующая потеря при переписке выносного «т», писавшегося над строкой. Так в издании 1800 года оказалось слово «дьскы», истолкованное как «доски» живого русского языка.
Ничего особенного в таких изменениях не было. В древнерусских текстах подобные искажения встречаются повсеместно. Здесь действует комплекс причин: дефектность экземпляра, с которого переписывается текст, затертость букв у края листа, разрыв листа, пятна, наконец, специфика работы писцов в так называемых скрипториях, где размножались книги, и в первую очередь произведения светской литературы, пользовавшейся большим спросом. В последнем случае текст копировался сразу несколькими писцами, и не с листа оригинала, а с голоса чтеца. Таким образом, каждый из возникающих списков приобретал новые ошибки, как общие, зависящие от чтеца, от его внимательности и произношения, так и индивидуальные, определяемые внимательностью и грамотностью переписчика. Подобные искажения и привели некогда ясную фразу «уже дружина осталась без князя в моём златоверхом тереме» в нечто совершенно невозможное, закрыв путь к пониманию смысла и текста сна.
А дальнейшее его содержание было чрезвычайно важно.
13
После вступительной части, описывающей смерть князя, идёт изложение последующих событий. В них вводят нас фразы с начальным «уже»: князь умер и вот «уже детскы без кнеса…».
Дружина осиротела. Немолкнущее вороньё достаточно выразительно предвещает битвы, «которы», кровопролития, а их полёт к «синему морю» указывает, по-видимому, не на само море, а лишь на ориентир, равноценный понятию «юг», откуда грозит какая-то беда дому Святослава и где, кстати, расположен Переяславль, оплот Всеволода Ярославича с сыновьями.