Пытаясь проследить судьбу Олега, я всё время чувствовал, что не знаменитый камень с надписью Глеба, а таманский город Тмуторокан оказывается для меня камнем преткновения. Уж очень далёк он был от Чернигова! То, что представляется простым и близким на крупномасштабной карте, в реальности оборачивается огромными пространствами степей, изрезанных речными поймами, бесчисленными балками и лощинами, грядами холмов — всем тем, что делает невозможным прямой путь и растягивает его на недели, обставляя множеством трудностей. А ведь надо было ещё огибать Азовское море! Бежать в таманский Тмуторокан было можно, но вот выбираться оттуда… Невероятность похода сыновей Святослава из таманского Тмуторокана становилась особенно наглядной, если сопоставить такой маршрут с обычным набегом половцев на южную Русь и с ответными операциями русских князей.
Между тем, если верить летописям, Тмуторокан всегда тянул к Чернигову. В 1064–1065 годах, когда в Тмуторокане княжил Глеб Святославич, этот город захватил его двоюродный брат Ростислав Владимирович, приведший новгородцев. Позднее один из них, Порей, погиб в 1078 году во время битвы на Сожице. Святослав тогда отправился в Тмуторокан и снова посадил Глеба, в то время как Ростислав «отступил из города, не желая воевать со своим дядей». Но когда Святослав ушёл, он снова выгнал Глеба, и тот вернулся к отцу в Чернигов. Другими словами, город этот оказывается в относительной близости от Чернигова, а его название можно понять как «город десяти тысяч торков», или «город хана десяти тысяч торков», (7, 202) расположенный где-то в бассейне Дона, может быть — в верховьях Донца, на границе степи и лесостепи, где обычно помещают этимологически схожий с ним «город Шарукана».
Была ещё одна возможность попытаться определить местоположение Тмуторокана.
В летописи сразу же за указанием, что козаре увезли Олега в заточение в Царьград, а Всеволод послал в Тмуторокан своего посадника Ратибора, следует фраза: «Заратишася торцы переяславьскии на Русь». Какие торки? Те самые, что дали имя этому загадочному городу, ставшему последним оплотом для сыновей Святослава? Во всяком случае, то были торки, восставшие против Всеволода, почему усмирять их он послал не кого-либо из сыновей покойного Изяслава, а своего сына Владимира Мономаха. Если исходить из принципа расселения торков, берендеев и прочих «чёрных клобуков» по пограничным городам для обороны от кочевников, искать переяславских торков следует на стыке восточных границ Черниговского и Переяславского княжеств. И это не всё.
Такой же загадкой, как «тьмутороканьский блъванъ», для исследователей «Слова…» оставались хины. Их искали среди прибалтийских язычников, находили в остатках гуннов на Дунае, среди неведомых народов, появлявшихся с востока из степей. Л.Н. Гумилёв утверждал, что «хиновъскыя стрелкы» — стрелы чжурчженей, а само название «хины» — название Китая, перешедшее на монголов…
Но теперь оказывалось, что хины упомянуты в одном из отрывков Бояна, другими словами идут из большей древности, чем конец XII века.
Хины — гунны?
Разгадку, достаточно обоснованно, нашёл И.Г. Добродомов, один из немногих филологов-ориенталистов, активно изучающий «Слово…». Специально проведённое исследование позволило ему выступить с утверждением, что хинами называли исключительно восточных половцев, занимавших степи Подонья и находившихся под властью Шаруканидов, потомков того самого Шарукана, которого пленил в своё время Святослав Ярославич. Определение востоковеда относилось к ситуации второй половины XII века. Если вспомнить, что после пленения Святославом Шарукана вплоть до 1079 года половцы не воевали с Русью, то столь прочный мир, как я уже говорил, может быть объяснён только крепкими родственными и дружескими связями. Для половцев-хинов Шарукана и его сыновей владения Святослава и его сыновей были, по-видимому, неприкосновенны. Вот почему смерть Романа от рук их собратьев и последующее заточение Олега должны были вызвать «буйство хинови».