И вот здесь автор «Слова…» как бы возвышает свой собственный голос. Напомнив о происходящем — «се у Рим кричат под саблями половецкими, а Володимир под ранами: туга и тоска сыну Глебову!» — он прямо обратился к русским князьям, называя их поимённо, льстя им напоминанием о былых подвигах и настоящей их мощи. Первыми среди них названы Всеволод Юрьевич, Рюрик и Давыд Ростиславичи и Ярослав Владимирович галицкий, тесть Игоря, — четыре могущественных князя, как бы символизирующие собой всё пространство Руси: Карпатской, Южной и Владимиро-Суздальской.
Призывы удивительно монолитны. Здесь звучит чистый голос самого автора «Слова…», образный, лаконичный и убедительный. Но к чему именно побуждает он названных князей? Какой помощи ждёт от них? Чтобы понять смысл призыва, предстояло вычленить из событий лета 1185 года тот комплекс фактов, на который автор направлял внимание читателей и слушателей своей поэмы.
Источников, повествующих о событиях летних месяцев 1185 года, не так уж мало: статья Лаврентьевской летописи, повесть о походе Игоря в Ипатьевской летописи, отголоски источников Лаврентьевской летописи в летописях новгородских и в Никоновском своде XVI века. Все они отличаются по жанру, по отношению к описываемым событиям, по объёму заключённых в них сведений, времени написания, и, вместе с тем, тесно связаны друг с другом.
Изучение их текстов убеждало, что само «Слово…» испытало на себе влияние недошедшей до нас целиком прозаической «Повести о походе Игоря», о существовании которой можно догадаться по сохранившемуся в поэме зачину «почнем же повесть сию…». В сокращённом виде она вошла в состав Ипатьевской летописи, испытав в свою очередь влияние «Слова…», как я не раз об этом писал. Вместе с тем, текст этот повлиял и на рассказ Лаврентьевской летописи: в него почти дословно был перенесён эпизод с осадой Кончаком Переяславля и с обстоятельствами ранения Владимира Глебовича переяславльского. Резко враждебный Игорю и его «братии» рассказ Лаврентьевской летописи, в первой своей части сохранившей характер литературного памфлета, высмеивающего северских князей, заключает в себе ряд уникальных известий — о предложении половцев обменять пленных русских князей на «свою братию», о выступлении Святослава Всеволодовича с войском к Каневу и замечание, что Игорь бежал «по малех днех» после возвращения Кончака из набега на Переяславль.
Ипатьевский вариант повести о походе Игоря много художественнее и богаче подробностями, достоверность которых не всегда поддаётся проверке. Кроме описания набега половцев на Переяславль и гибели Римова, он сообщает о поручительстве по Игоре его «свата» Кончака, оказавшегося на месте боя, о последующем споре половецких ханов, куда идти в набег — на земли Игоря, на чём настаивал Гзак, или на Переяславль, как предлагал ему Кончак. Обстоятельство немаловажное, свидетельствующее о расположении Кончака к Игорю и попытке — почему бы это? — обезопасить не только его самого, но и его земли от разорения.
Наоборот, Гзака интересовали не южнорусские земли, «где суть избита братья наша и великий князь наш Боняк», как аргументировал свою настойчивость Кончак, а «готовый полон» на беззащитных землях пленённого новгород-северского князя.
Факт этот чрезвычайно любопытен. Рейд Гзака в Посемье, а Кончака — в Посулье и к Переяславлю южному, были кратковременными набегами, молниеносными ударами (под Переяславлем половцы пробыли менее суток и ушли раньше, чем весть об их набеге могла достичь Киева, Римов был взят «на щит» за один приступ), а не серьёзной военной операцией. Поэтому утверждения некоторых историков, что весной 1185 года половцы готовили поход «всей Степи» на Русь являются абсолютно беспочвенными. Разногласия (по летописи) между Гзаком и Кончаком — лучшее тому подтверждение.
Не считали эти атаки серьёзной опасностью и русские князья, в том числе Святослав Всеволодович и Рюрик Ростиславич, разошедшиеся восвояси: Кончака в Посулье они не застали и почему-то были уверены, что новых нападений не будет. Не задержался в Посемье и Гзак, «сотворив пакость» Игорю, а в особенности — Владимиру Игоревичу, которому отец только что дал «в держание» Путивль. Никаких других военных операций в тот год больше не было. Не видно их и в следующем году. Лишь два года спустя русские князья собрались было выступить в Поле, но половцев в степи не оказалось, они ушли на Дунай…