Значит, в древней Болгарии литература могла возникнуть сама, а вот в древней Руси — нет? Выходит, что не я, а именно Вы, господин Лихачёв, настаиваете на экспорте литературы на Русь из Болгарии и Византии вместе с церковью; более того, отказываете нам до начала XVIII века в собственном литературном языке! Ну, а как же дошедшие до нас произведения светской литературы? Оказывается, в XI–XIII веках даже самые талантливые из них, в том числе и «Слово о полку Игореве», «отличаются младенческой незрелостью форм»[60]. А как же «совершенство»? Нет, это Вы утверждаете «гибридность» древнерусской поэзии[61], компилятивность работы автора «Слова…»[62], косвенно подтверждая мнение скептиков об источниках, послуживших основой для создания «Слова…»
Так кто же из нас «обедняет представление о культуре древней Руси»?!
В той же статье Вы бросаете мне обвинение: «А.Никитин объявляет „Слово о полку Игореве“ памятником болгарской литературы». Но где Вы могли это у меня прочесть? Нигде, потому что само по себе подобное утверждение абсурдно, а, стало быть, мне не свойственно, поскольку даже О.В. Творогов упрекает меня именно за «логику» и «здравый смысл»[63]. Наоборот, я утверждаю, что «Слово…» написано в летние месяцы 1185 года в одном из южнорусских городов «как отзвук ещё незатихших боёв» (7, 208). И даже более того: «Главным в наблюдениях филологов было то, что русский язык, которым написано „Слово…“ и который каждому неискушённому читателю представлялся „новым“ по своей близости к живому русскому языку, оказывался более древним, чем болгаризмы и церковнославянизмы, только производящие впечатление древности. Чистая русская речь лилась со страниц „Слова…“», — писал я в повести (6, 213). Вот почему, чтобы обмануть доверчивого читателя, Вы решили подсунуть ему цитату из моей болгарской статьи, где говорится о … 900-летии поэмы Бояна, которую, кстати сказать, я рассматриваю опять-таки в качестве произведения русской светской литературы, поскольку написана она была не на древнеболгарском, а на древнерусском языке, который Вы вообще отрицаете, была явлением русской поэзии и литературы (7, 208). А ведь Боян даже не был родственником автору «Слова…»! Зачем же выдавать белое за чёрное?
Но допустим на минуту, что человек, написавший «Слово о полку Игореве» именно в 1185 году, как я показал в статье, изъятой по Вашему настоянию из юбилейного сборника, оказался бы половцем, греком, болгарином, русином, хазарином или ещё кем-либо. Каждая из этих возможностей, кстати сказать, обсуждалась в науке. Что из этого следует? Только то, что перед нами безусловный факт русской литературы, созданный на превосходном русском литературном языке. А какие крови смешались в жилах его автора — вопрос никому не интересный.
Разве имеет какое-либо оценочное значение для поэзии А.С. Пушкина тот факт, что прадед великого русского поэта был эфиопом? Или то, что в жилах лучших представителей русской культуры XVIII–XIX веков неизменно оказывается татарская, польская, литовская, немецкая или французская кровь? Даже — шотландская!? В таком случае, из истории русской культуры следует исключить чуть ли не все имена её деятелей — митрополита Киприана за то, что он болгарин, Максима и Феофана за то, что они греки, Аристотеля Фиоравенти за то, что он итальянец, Феофана Прокоповича за то, что он белорус, Антиоха Кантемира за то, что он молдаванин, а с начала XVIII века — почти всех архитекторов, скульпторов, учёных, путешественников, не говоря уже о писателях, поэтах, государственных деятелях и так далее.
А знаете ли Вы, почему подобный националистический, если не сказать резче, подход к явления русской истории и культуры невозможен? Да потому, что с самых первых веков своего строительства Русь слагалась как многонациональное государство; слагалась на принципах интернационализма, разрушая племенные и языковые барьеры, стирая узкоместнические интересы, принимая в свою равноправную, дружную семью всех, кто приходил к ней с востока, запада, севера и юга. Даже — потомков тех ордынцев, которые её когда-то грабили и разрушали. И в противном Вы меня никогда не убедите! Не случайно и понятие «русь», «русский» с самых начальных времён распространялось — как принадлежность земле, обществу, государству — на всех жителей Русской земли…
Впрочем, не могу я разделить и другую излюбленную Вашу мысль, что литература древней Руси — «своеобразный средневековый собор, в строительстве которого принимали участие в течение нескольких веков тысячи „вольных каменщиков“ с их ложами и их подвижными, переезжавшими из страны в страну артелями».[64]
[64]
Лихачёв Д.С. Первые семьсот лет русской литературы. // Изборник. Библиотека всемирной литературы. Серия первая, т. 15. М., 1969, с.7; Лихачёва В.Д., Лихачёв Д.С. Художественное наследие древней Руси и современность. Л., 1971, с.54.