Она испытала облегчение, оттого что это Бенедикт приближался со стороны дома, тотчас сменившееся беспокойством. Он с такой легкостью, скоростью и уверенностью лавировал по обсаженным тисом тропинкам сада! Ее пробрала дрожь.
— Что-нибудь не так? — осторожно спросила Джесс, когда он подошел поближе, заподозрив, что причиной его поисков в этот час мог стать гнев на нее.
— Ты так давно ушла. Полчаса назад твоя горничная сказала, что ты отправилась выгуливать Темперанс, а к тому времени ты уже отсутствовала с четверть часа.
Она опустила глаза, чтобы он не заметил в ее взгляде ни малейших признаков вызова.
— Прошу извинить меня, если я причинила тебе беспокойство.
— Не требуется никаких извинений, — ответил он резко. — Просто я хотел перемолвиться с тобой словечком-другим. Сегодня наша свадьба, и я хотел, чтобы ты не нервничала перед таким событием.
Джесс заморгала и подняла на него глаза, удивленная таким вниманием.
— Милорд…
— Бенедикт, — поправил он и взял ее за руку. — Ты продрогла до костей. Где ты была?
Волнение в его голосе было подлинным. Сначала Джесс не знала, как себя вести. Его реакция так отличалась от отцовской в подобном случае…
И сбитая с толку собственным смущением, она начала говорить не задумываясь. Рассказывая ему о веселой охоте Темперанс за белкой, Джесс приглядывалась к будущему супругу внимательнее, чем когда-либо в прошлом.
Бенедикт стал главным человеком в ее жизни, и она приняла обязательства, налагаемые браком, не особенно заботясь о том, чтобы понять его. Насколько это возможно, она пыталась примириться с мыслью о неизбежности жизни с ним. Но сейчас чувствовала себя неловко. Она все еще оставалась раскрасневшейся и возбужденной тем обстоятельством, что Колфилд использовал ее, чтобы усилить собственные ощущения.
— Я пошел бы с тобой, если бы ты попросила, — сказал Бенедикт, когда она закончила свой рассказ. Он сжал ее руку: — Прошу тебя в будущем так и поступать.
Ободренная его нежным тоном и все еще испытывая действие вина, которому уделила слишком большое внимание за ужином, Джесс осмелела и бесстрашно продолжала:
— Мы с Темперанс обнаружили в лесу кое-что еще.
— О?
Джесс рассказала ему о паре в беседке. При этом голос ее звучал тихо и прерывался, а слова она произносила запинаясь, поскольку ей не хватало ни уверенности, ни лексикона. Она не использовала в своем рассказе словаря графини и Колфилда и не рассказала о том, кого узнала в этой паре.
Пока длился рассказ, Бенедикт не произнес ни слова. Когда она закончила, он прочистил горло и сказал:
— Черт возьми, я в ужасе, оттого что тебе пришлось увидеть столь неприглядную картину накануне свадьбы.
— Но те двое, похоже, не находили в своем свидании ничего неприглядного.
Он вспыхнул:
— Джессика…
— Ты говорил о том, что хотел бы пощадить мои нервы, — поспешила она перебить, опасаясь утратить отвагу. — Хотела бы быть с тобой честной, но боюсь превысить предел твоей снисходительности.
— Я предупрежу тебя, если ты достигнешь этого предела.
— Каким образом?
— Прошу прощения! — нахмурился Бенедикт.
Джесс сглотнула.
— Каким образом ты меня предупредишь? Словами? Потерей моих привилегий? Или… каким-нибудь иным способом? Более решительным?
Он замер.
— Я никогда не подниму руку ни на тебя, ни на любую другую женщину и никогда не стану тебя осуждать за честность. И думаю, что с тобой проявлю гораздо большую снисходительность, чем с кем-нибудь другим. Ты, Джессика, моя большая удача, и я с нетерпением ждал дня, когда ты станешь моей.
— Почему?
— Ты красивая женщина, — сказал он хрипло.
Ее омыла волна удивления, а за ней последовала надежда, на которую Джесс даже не рассчитывала.
— Милорд… не рассердит ли вас, если я признаюсь, что молю Бога о том, чтобы физический аспект нашего брака стал приятным для нас обоих?
Господу Богу было известно, что она никогда не стала бы развлекаться, как леди Трент. Такое поведение противоречило ее природе.
Бенедикт нервно подергал себя за узел шейного платка.
— Я всегда надеялся, что так и будет. Если ты мне доверишься, то я сумею этого добиться.
— Бенедикт!
Джесс вдохнула присущий ему запах: пряностей, табака, хорошего портвейна.
Несмотря на то, что он, должно быть, никогда не рассчитывал вести со своей леди-женой подобные разговоры, его реакция была такой же прямой и честной, как его взгляд. С каждой минутой он нравился ей все больше.
— Ты так хорошо воспринимаешь этот разговор. Не могу представить, насколько далеко я могу зайти в своей откровенности.
— Пожалуйста, не стесняйся, говори свободно, — ободрил он ее. — Хочу, чтобы ты пришла к алтарю без всяких сомнений или колебаний.
Джесс заговорила смущенно и сбивчиво:
— Хочу уединиться с тобой в летнем домике у озера. Сейчас же!
Бенедикт с шумом выдохнул воздух, и лицо его приняло суровое выражение. Он сжал ее руку почти до боли.
— Почему?
— Я тебя разгневала. Умоляю тебя не сомневаться в моей невинности. Теперь поздний час, и я не в себе.
Бенедикт притянул ее руку к своей груди, привлек к себе.
— Посмотри на меня, Джессика.
Она подчинилась, и от его взгляда у нее закружилась голова. Он больше не смотрел на нее с неудовольствием или беспокойством.
— Всего несколько часов отделяют нас от брачной постели, — напомнил он ей хрипло, голосом, какого она никогда от него не слышала. — Я так понимаю, что события, свидетельницей которых ты стала здесь, в лесу, вызвали в тебе реакцию, которой ты не понимаешь. И я не могу сказать тебе, как подействовало на меня то, что ты сама потрясена собственными чувствами, и что тебя все это не оттолкнуло и не вызвало в тебе отвращения, как бывает со многими женщинами. Но ты станешь моей женой и заслуживаешь уважения.
— А ты перестанешь меня уважать, если мы окажемся в летнем домике?
Недолго, одно сокращение сердца, Бенедикт выглядел ошеломленным.
Потом запрокинул голову и расхохотался. Этот богатый низкий звук разнесся по всему саду. Джесс была потрясена тем, как преобразил его смех, сделал досягаемым и, если такое возможно, еще более красивым.
Притянув ее еще ближе к себе, Бенедикт прижался губами к ее виску:
— Ты сокровище.
— Как я понимаю, — ответила она шепотом, окунаясь в его тепло, — долг — в супружеской постели, а наслаждение — за ее пределами с возлюбленным. Я обнаружу свой ужасный недостаток, если признаюсь, что предпочту, чтобы ты желал меня скорее как любовницу, а не как жену в постели?
— У тебя нет недостатков. Ты самая совершенная женщина из всех, кого я видел и узнал.
Она-то сознавала, что далека от совершенства, когда вспоминала внезапное острое ощущение между бедер. Она порочна!
Как Колфилд почувствовал, что она окажется восприимчивой к его призыву смотреть на него? Как ему удалось распознать ту сторону ее натуры, о которой сама она даже не подозревала?
И все же он сумел это, а Джесс с головокружительным облегчением поняла, что Бенедикт не счел ее внезапное желание и откровение ни угрожающим, ни отталкивающим.
Приятие женихом всего этого придало ей отваги.
— Возможно ли, что ты находишь в себе подобный интерес ко мне?
— Более чем возможно.
Губы Бенедикта накрыли ее рот, поглотив слова облегчения и благодарности, которые она собиралась произнести. Это был трепетный осторожный и вопросительный поцелуй и в то же время уверенный. Джесс вцепилась в отвороты его сюртука. Грудь ее вздымалась от усилий обрести ритм дыхания, нарушенный его ошеломляющим поцелуем.
Его язык пробежал по ее губам, заставив их разомкнуться. И когда он вторгся в ее рот одним стремительным и решительным движением, она почувствовала, как подгибаются ее колени. Бенедикт еще крепче сжал ее в объятиях и еще ближе притянул к себе так, что она почувствовала его возбуждение, почувствовала его нажим на ее бедро. Его пальцы ласкали ее кожу, вжимались в нее, выдавая его страсть. Когда он отстранился и прижался виском к ее виску, дыхание его было неровным.