- Живых видели с самолета.
На эти слова ответа не последовало.
- Спасся еще один человек. Он в гостинице. Такой же молчун, но о вас спросил.
- Что вы ему сказали? - произнес незнакомец бесстрастно, но хозяин запомнил, каким неприятно тяжелым стал его взгляд.
- В деревне знали, что вы у меня, и он вышел из гостиницы и спросил, как вы ко мне попали.
- Он не пошел за вами?
- Нет.
Хозяин потом вспоминал, что гость как будто не очень поверил в это. Раздалась настоятельная просьба не пускать к нему того человека. Как ни хотелось собеседнику избежать объяснений, но без доводов было не обойтись, и он рассказал о ночной ссоре и о последующем. Горца, разумеется, заинтересовало, кто ему - тот тип и почему он решился на убийство?
- Приемный сын, - только и было произнесено в ответ.
Тут скотоводу подумалось: он раскумекал суть загадки. Старик богат, и приемыш, оценив на редкость удобный случай, пожелал завладеть наследством.
- Вы правы, - кивнул гость, но затем стал заговариваться.
Вероятно, он был очень привязан к парню и пытался оправдать его? Сказал: тому-де только представляется, будто он действует, чтобы безраздельно захватить все богатство. А на деле он несет усыновившему плату, больше которой не мог бы уже ничего выжать, потому как самое большее и самое лучшее в нем - его зло.
Человек, ни дать, ни взять помешанный, говорил так, точно не видел собеседника, а возбужденно рассуждал сам с собой. Он странно, жутковато усмехался. Хозяин решил наутро свести больного к доктору и предоставить его попечению властей, а пока сказать женщинам и сыновьям, чтобы смотрели за ним в оба. Гость, однако, не дал уйти, спрашивая, заперта ли внизу дверь и достаточно ли она прочна? Горец заверил, что дверь сработана из столетнего кедра и для надежности обита полосами железа.
Седловину с высоким, похожим на башню зданием заполнила тьма; она становилась разреженнее ближе к вершинам, над ними кое-где лучились звезды. Из-за массивной двурогой горы Омер-Ютта, что зовется погубительницей жизней, выплыл большой лунный круг и забелил неясным свечением пепельно-серую пену облаков. В низу спуска к седловине, на гребне базальтового отрога, стоял волк, тонконогий, с торчащими ушами, и пристально смотрел на человека, быстро кравшегося к одинокому дому.
По нему разнеслись сильные хриплые, не то угрожающие, не то жалобные крики - хозяин первым вбежал к больному, сидевшему без света: обе руки указывали на окно. Позднее горец не скрывал, что в ошеломлении на добрую минуту застыл как вкопанный. Снаружи, за окном, выделялись в лунном мерцании человеческие голова и торс.
Взобраться по ровной гранитной стене на высоту почти девятнадцати футов? И на чем он там держался?.. Не исключено, правда, что он по приставной лестнице, которая всегда лежала позади дома, поднялся на чердак и, найдя веревку, воспользовался ею, зависнув напротив окна... Потом разразилось такое, что в последующей неразберихе кто-то из домашних мог убрать веревку и забыть об этом.
Горец признавался, как он, неспособный что-либо сообразить, смотрел на лицо, которое прижималось к стеклу, отчего кончик носа и губы расплющились и выражение было зловеще-шутовским. Глаза, божился хозяин, совершенно круглые, светились, словно кошачьи, и из них рвалась дьявольская злоба.
В комнату вошли сыновья, вбежала овчарка, и хозяин открыл окно, отворявшееся внутрь. Он узнал чужака, что давеча спрашивал о спасшемся. Прежде чем горец задал строгий вопрос, чего он тут ищет, мужчина уже был внутри. Позади хозяина стукнула дверь - это бросился вон старик. С необычайной силой пришелец отшвырнул богатыря-горца с пути, как мальчишку, кидаясь за беглецом, однако пес и два дюжих парня помешали. Вскочивший с пола отец тоже навалился на обидчика. В безобразной свалке чужак застрелил из пистолета собаку, а троим мужчинам нанес такие удары кулаками, ногами, головой и рукояткой "беретты", что они присмирели.
Прибежала жена старшего сына с ружьем, но незнакомец рявкнул, чтобы она бросила его - или он перестреляет всех в доме, не пощадив маленьких детей... Потом стало ясно, что он берег патроны: иначе, по крайней мере, мужчины вряд ли остались бы живы.
Он обыскал дом и убедился: тот, кто ему нужен, ушел в ночь; преступник пустился на розыски...
Минуло несколько часов, и спасателям удалось снять с горного уступа уцелевших после аварии. Все газеты страны принялись сообщать под кричащими заголовками о том, что завораживало и черствого чиновника, и чистильщика обуви, и даже, казалось бы, отгородившихся от мира монахинь. На дирижабле из деловой заграничной поездки возвращались доктор Шимон и его приемный сын с вызывающе-громким именем Таран. Этот тип пытался убить того, кто стал ему отцом, и теперь преследует жертву в зимних горах, дабы, наконец, исполнить намерение.
Изо дня в день, с рассветом, в воздух поднимались самолеты и облетали край несчетных, одетых в белое шпилей, гигантских иссера-черных нагромождений морены, малонаселенных долин, грузно стесненных крутыми склонами, частых, застланных туманом впадин. Разыскиваемых заметили в первое же утро: крошечная фигурка пересекла заснеженное плато, по ее следам двигалась вторая...
Преследуемый уходил вглубь горного массива Зиемоль, и летчики представляли, что должен чувствовать несчастный среди первобытного хаоса скал, зловеще-унылого, скованного холодом. Пилоты при каждой возможности максимально снижали аэропланы и, стараясь пролетать прямо над беглецом, сбрасывали пакеты с сухарями, с соевым шоколадом. Фигурку, по-видимому, не всегда определяли правильно, и некоторые посылки попадали к преследователю. Впрочем, до большей части пакетов не удавалось добраться ни тому, ни другому.
Беглец достиг мощной высокой гряды с узкой расселиной, которая переходит в извилистое нескончаемое ущелье Шахедиклотс. Человек два дня шел этим страшным коридором, а по пятам гнался смертельный враг; когда ущелье расширялось, пилоты видели то одного, то второго.
Из теснины выводит тропа, что тянется между обледенелыми гранитными валами и обвивает утес, за которым причудливо-сказочно выгибаются к небу голые, изъеденные ветрами хребты.
У преследуемого нашлись воля и решимость постоять за себя: он притаился на утесе, и, когда враг, спеша вверх по тропке, ступил на роковой отрезок, в него полетели камни. Не третий, так четвертый или пятый неминуемо накрыл бы цель, но в небе оказался аэроплан, чей пилот не смог смириться с бессудным убийством. Он стал отчаянно пикировать на бросавшего камни, и тот, дабы избежать прикосновения шасси или винта, принужден был распластаться на снегу.
Преследователь счастливо миновал убийственное пространство, жертва продолжила свой путь, но расстояние между двумя укорачивалось на глазах. Тогда летчик, описывая круги, вновь снизил самолет и, пролетая над преследователем, сделал несколько предупредительных выстрелов из тяжелого боевого револьвера. Злоумышленник не остался безразличным к щелканью пуль о лед, к их звучному чирканью о поверхность каменных глыб и залег в складке горного кряжа. Таким образом, беглец смог на время оторваться от погони.
На другой день погода выдалась нелетная. Те, кто руководил операцией, следя ранее по карте за продвижением двоих, пришли к выводу: преследуемый доктор Шимон стремится к своему уединенному санаторию. В течение дня, когда аэропланы не вылетали, он мог, пожалуй, подойти к нему на расстояние десяти километров, а то и ближе. Все это время спасатели поражались, какие невообразимые переходы проделывает пожилой человек.
Его, равно как и приемного сына, следовало встречать в окрестностях санатория, но снежные обвалы препятствовали проезду туда. Лавина, взметнув тучу распыленного снега, засыпала дорогу и чудовищно грохочущей массой скатилась в пропасть. Час за часом команда спасателей и полиция прокладывали себе путь, меж тем как надвинулась ненастная ночь и от мороза и ветра снег до того отвердел, что проход приходилось прорубать. Мглистое небо сделалось белесо-матовым, и было неясно: то ли оно таит где-то в глубине ровный светящийся слой, то ли это сугробы источают сияние в мутное пространство. О подобном загадочном явлении местные старожилы слышали от дедов...