Вместо того чтобы поцеловать ее, как он того хотел, он холодно наблюдал, как она с опущенной головой подошла к машине. Он видел смущение в ее глазах, слышал неуверенность в ее голосе. Она боялась, и этого добился он.
Следующая неделя обещала быть напряженной, и нисколечко не помогало, то, что именно он сделал ее такой. Совершенно одно было реально — дать Кате свободу, будучи уверенным в их любви настолько, чтобы позволить ей уйти. И совсем другое — смотреть, как она уходила, не зная в действительности вернется ли назад.
— Надейся и жди… — пробормотал он едва слышно, когда она отъезжала. — Она вернется.
У него была вера.
Он доверял ей.
Но все равно — его ожидал Ад.
10
«Дорогая прелестница! Что случилось? Где ты была в пятницу вечером? Я был уверен, что ты придешь, что ты женщина, которая не сможет противиться шансу встретиться с кем-нибудь новым, возможно, даже другом, который разделяет твои представления о жизни. Твое отсутствие должно служить мне ответом, но мне невыносима сама мысль, что я сдамся так легко. Не согласишься ли ты встретиться со мной всего раз? У „Космической Иглы“ в среду в шесть. Я думаю, мы заслуживаем одного шанса, чтобы выяснить, может быть, те интересы, которые мы разделяем на бумаге, могут развиться во что-то реальное. После этого, если мы не подойдем друг другу, я уйду. Подумай, сколько раз ты говорила мне, что боишься скуки. Рискни хотя бы раз. Я обещаю, что ты не будешь жалеть об этом».
Письмо лежало на Катином столе, беспокоя ее целый день. Этот парень точно знал, как затронуть ее чувства всеми этими разговорами об утомительной жизни и предложениями рискнуть. Она никогда не сможет простить себе, если не пойдет с ним на встречу в этот раз. Она всегда будет считать себя трусихой. Она всегда будет раскаиваться.
У нее было даже благословение Росса, которое, откровенно говоря, несколько смущало ее. Она и не думала, что он окажется таким понимающим. Это очень сильно раздражало ее. Он нравился ей намного больше, когда она знала как с ним себя вести. Однако он вел себя как рассерженный медведь, когда рядом оказывался другой мужчина.
Вечером во вторник, в ответ на ее призыв о помощи, Дженифер и Мэгги постучались в ее дверь с разницей в несколько минут. Они были запыхавшиеся и с широко открытыми глазами.
— Что, черт возьми, произошло? — потребовала ответ Дженифер, — когда ты позвонила, мне показалось, что дела обстоят хуже, чем после ухода Паула.
— Я чувствуя себя хуже, — сказала Катя печально, — прочитай это.
— «Дорогая Прелестница…»
— Не вслух. Я не могу выносить этого.
— Я не виню тебя, — сказала Дженифер, — это настоящее? Что это такое?
— Это от человека, о котором я тебе рассказывала.
— От того, которого мы просили тебя забыть? — с негодованием спросила Мэгги, — как видно, ты нас не послушалась.
— Не совсем так, — призналась Катя. — Хотя мне следовало бы. Я чувствую в себе какое-то раздвоение.
Дженифер кончила читать письмо и передала его Мэгги.
— Ты действительно собиралась встретиться с этим человеком в пятницу? — спросила она с недоверием.
— Да. Хотя я и не пошла, — добавила Катя, защищаясь.
— У тебя, значит, хватило здравого смысла.
— Я бы очень хотела сказать, что это так, но не могу. Я и Росс допоздна задержались на работе. Я не могла вырваться.
— И это единственная причина? — спросила Мэгги, даже не стараясь скрыть смятение.
Дженифер казалась еще менее понимающей.
— Что, черт возьми, вселилось в тебя? Прекрасный человек влюблен в тебя, а ты готова бежать на встречу с совершенно незнакомым человеком.
— Я знаю все это, хотя и не считаю больше автора этих писем совершенно незнакомым. Я чувствую себя немного подавленной, и встреча с ним позволит мне развеяться. Это то, что прежняя Катя сделала бы обязательно.
— Могу я напомнить тебе, что «прежняя» Катя была не взрослой тридцатичетырехлетней женщиной, а школьницей, а теперешняя Катя несколько дней назад призналась, что влюблена в другого человека. Разве ничего не изменилось?
— Я просто не знаю, что чувствует Росс.
— Это смешно, — ответила Дженифер, — любой может заметить, что этот человек по уши влюблен в тебя. Даже мой дорогой муж, который обычно настолько же чувствителен, как бульдозер, понял это.