— Да! Да. И за какую надежду ты цепляешься?
Дораэлю до боли хотелось отвести взгляд, но гемункул уже давно удалил его веки, а подголовник не давал ему повернуть голову.
— Твоя вера? Считаешь себя умным, но я знаю тебя вдоль и поперек. Ты отдал себя Иннеаду, великому объединителю.
Презрение в голосе Карзарваша обожгло уши Дораэля. Кровь стекала по подбородку пленника и капала ему на грудь.
Дораэль безмолвно глазел на своего пленителя. Когда мучитель приподнял первичные брови от удивления, на его лбу натянулись швы.
— И вправду! Ты думаешь, что твой дух принадлежит ему. Веришь, что он сокроет тебя, вберет в себя твою сущность, когда твое время здесь подойдет к концу. — гемункул вновь рассмеялся, и из его отвисшего рта засочилась кислота, когда он покачал головой. — Какая хрупкая надежда! Ты непременно умираешь, иннари, но ты принадлежишь мне отныне и навеки.
— Нет, — проговорил Дораэль сквозь оставшиеся зубы. — Я завещал ему свою душу. После смерти я стану частью единого целого, безграничного духа, и то, что останется от моего тела, обратится в пыль. Какой бы скверный трофей ты ни заполучил, отняв что–то у меня, он превратится в прах. Я ускользну от тебя, торговец плотью, и буду служить Иннеаду посмертно.
Наклонив голову набок, истязатель шагнул вперед. Когда Карзарваш воздел пропитанный ядом клинок, он быстро заморгал, и его детский голос напрягся от гнева.
— Тогда давай проверим. Дораэль, здесь окончится твоя жизнь, но не твоя боль.
— Освободи меня, мучитель! Великий Иннеад, забери меня…
— Первый принцип боли — это страх.
Дораэль посмотрел на своего истязателя, моргая содранными веками, чтобы прогнать дымку с глаз. Существо улыбалось, хотя корабельник не мог точно ответить, как ему удалось определить выражение его лица. Как долго он здесь пробыл? Конечно, вскоре его ждет смерть — Иннеад заберет его душу, и боль навсегда прекратится.
Карзарваш наклонился вперед и добавил еще одну засечку на подлокотник кресла Дораэля — поверхность, испещренную десятками неглубоких царапин. В то же время корабельник заметил, что его собственная рука вновь стала здоровой. На ней отсутствовали какие–либо рубцы, а кожу отличала краснота.
— Первый принцип боли…
— Это страх, — сказал Дораэль.